Бреслау Forever - [3]

Но у кого-то в прокуратуре голова на плечах была. Дела и вправду сцеплялись. Сташевский выстукал номер в секретариат прокуратуры.

— Привет, Доротка. К вам обращаются псы.

— Привет, — рассмеялась та. — А это святилище пророка.

— Послушай, так в чем там дело с тем немцем, Грюневальдом, и милиционером Мищуком? Что-то я не врублюсь.

— Понятия не имею. Сейчас переключу тебя на архив.

— Давай, спасибо.

Он услышал стук клавиш, но с той стороны было занято. Ожидая, когда автомат соединит его снова, Сташевский вытащил из кармана небольшой проигрыватель фильмов. Выбрал первую попавшуюся киношку с диска и глядел, держа устройство на колене. Руки тряслись, похоже, в последнее время он пил слишком много. Сначала развод с женой, потом адские угрызения совести по поводу детей. Все валилось из рук.

Славек переключился на другой фильм. Французы как раз получали по заднице во Вьетнаме, как тут отозвалась сотрудница архив:.

— Да, слушаю.

— Добрый день. Сташевский, из полиции. Я получил от вас какие-то странные материалы.

— Минуточку. Уже проверяю.

Снова стук клавиш.

— Да, вижу ваш заказ.

— Но почему мне кто-то переслал еще довоенные материалы?

— Проше пана, не знаю. Вы задали вопрос, а компьютер выбрал все случаи, соответствующие конкретным критериям.

— Но ведь вы выслали мне данные, касающиеся Альберта Грюневальда, еще за 1939 год.

— Это не я. Это компьютер.

— Послушайте. Если кто-то совершал преступления в тридцать девятом, и, предполагая, что он не был тогда дошкольником, но ему было, допустим, лет двадцать, то сколько бы это ему было теперь? — Он сам горячечно вычислял эту задачку про себя, потому что в математике не был силен. — Это дает нам восемьдесят семь лет. Вы можете представить себе старикашку в подобном возрасте, который продолжал бы совершать преступления?

— Это не я. Это компьютер ответил вам по заданным критериям. Милицейские архивы уже введены, в нашей базе данных есть даже материалы довоенной крипо. Все акты находились в зданиях, принятых нами после войны. А еще у нас имеется замечательный американский сканер…

— Но кто прислал мне данные за 1939 год? — Сташевский был настолько возмущен, что проигрыватель фильмов чуть не упал у него с колен.

— Повторяю еще раз: компьютер. Вы задали вопрос, но не ограничили сферу поисков по времени. Это такая кнопочка в нижней части формуляра. Вот машина и выслала все, что у нее было и что соответствовало критериям.

— Понял. Спасибо.

Задумавшись, он повесил трубку. Но ведь не мог же совершить преступление тип, которому уже чуть ли не девяносто лет. Если даже и жил, то сейчас валялся в кровати, обделывал памперсы, попивал теплый чаек и ждал мед сестричку. Невозможно!

Ладно. А вдруг это организация? Но какая? Действующая на территории Вроцлава с 1939 года? Смешно. Ведь вначале здесь были немцы, желающие править миром, а потом Польша, которой этот город достался. Невозможно, чтобы существовал кто-то такой, кто совершал бы преступления безостановочно, в течение чуть ли не семи десятков лет.

* * *

Мищук стал офицером, поскольку заслужил звание на войне. Немецкая контратака раскидала советские силы на этом отрезке фронта. Под угрозой оказался даже штаб русских. И в этот момент в атаку пошли два польских танка. Ми щук привязал себе к шее детскую чугунную ванночку. Она должна была служить в качестве брони. За ним шел Васяк. Одну здоровенную стальную сковородку он сунул себе в штаны, вторую — под куртку, за спиной; ручка высовывалась из воротника. У обоих было по два ППШ.

— Мы польские танки! — орали они.

И лупили, каждый из пары ППШ, что держали в руках. Русский офицер, увидав это явление, выскочил из бункера.

Каждый получил по паре попаданий. Мищук в ванночку, Васяк — в сковородку. Немцы стреляли прицельно. Они бежали, поскольку им, наверное, не хотелось умирать. Другие русские тоже высыпали наружу, глядя с изумлением.

— А вы что тут делаете? — спросили они.

— Ну, в общем-то служим в качестве танков, гражданин хороший… Я плохо разбираюсь в ваших званиях. — Мищук дергался с привязанной к шее ванночкой. — Пан, ну…

— Я не пан.

— Ну… ну… пан офицер.

— Как ты смешно говоришь. — Русский неожиданно усмехнулся. Он присел на бортике не действующего фонтана, сдвинул фуражку на затылок. — А откуда это ты?

— Из деревни.

— Из какой?

— Из Могилёво. Далеко отсюда. Деды говорили, что там была страшная битва между нашими и чужими[6]. Но, по-моему, нам надавали по заднице.

— Зато сейчас ты бьешь врага по заднице.

— Может и так.

Русский офицер закурил папиросу.

— А знаешь что? Я ведь тоже поляк, как и генерал Глуздовский, который командует этим наступлением. Как и ты — в русской армии. Нужно было взять черта в союзники, чтобы отобрать у них Бреслау. Мы не простим.

— Так точно, пан офицер.

— Все черту отдадим. Но… — он сделал глубокую затяжку, — Бреслау будет наш. Либо мы его захватим, либо они сдадутся.

Их беседу перебили громкие сообщения, провозглашаемые по-немецки через громкоговорители. Предложения капитуляции, описание того, что происходило вокруг города, и сообщение, что армия Шернера не придет им на помощь, поскольку, как можно скорее, сматывается на запад.