Бремя: История Одной Души - [65]

Дверь открылась, и он вошел. Ванесса напряглась и удивилась тому, как Артур изменился. Он сильно похудел за эти сутки, был бледен, лицо уменьшилось, сузилось, зато высокий лоб казался еще выше и в тонких морщинках блестели мелкие капли нервной испарины. Ей вдруг стало невыносимо жалко его, захотелось упасть перед ним на колени и целовать его руки, просить о прощении, рассказать все, но она не пошевелилась, даже не протянула руки, впав в какой-то ступор, который в последнее время находил на нее, как затмение.

Артур сел рядом и некоторое время смотрел молча. В глазах его стояли слезы. О чем он думал? Что сейчас скажет? И если проклянет и бросит, так ей и надо. Она заслужила, чтобы ее бросили. Скорее бы, скорее бы... проклял и выгнал. Почему он медлит?

— Как ты себя чувствуешь? — наконец произнес Артур, подавляя спазм в горле.

— Лучше, — ответила она. — Намного лучше. Не беспокойся, — ответила она шепотом.

Он снова замолчал. И это было невыносимо. «Ну, же, — подумала она с какой-то даже ненавистью к себе и к нему, — назови вещи своими именами, назови меня дрянью».

— Ты хочешь остаться со мной? — вдруг спросил Артур так просто, как будто речь шла о их совместной вечерней прогулке.

Нессе почудилось, что сердце ее пропустило несколько ударов, а потом снова сильно застучало. Значит, он все знает. Ну, конечно, он же сказал в тот вечер: «Я ошибся»... Ошибся в ней, и все равно не отвергает, принимает, какая есть. Да проживи она хоть сто жизней, никогда не смогла бы вот так простить. А она ведь даже и не просила его об этом.

— Прости меня... — произнесла она снова шепотом.

— Это... Это мой ребенок? — спросил он. — Я должен знать.

— Конечно, твой, — сразу же ответила она слабым, испуганным голосом. Значит, он все знает о ней и Андрее. Но сил не было даже на отчаяние. Ей хотелось, чтобы сейчас, в эту минуту рядом с ней был и оставался только он, несмотря на весь стыд, который она испытывала перед ним и потому повторила еще раз, уже тверже:

— Прости меня. Если можешь. Я хочу остаться с тобой... С одним с тобой.

Артур взял ее руку, раскрыл влажную ладонь и опустил в нее лицо, плакал тихо, как плачет сильный человек, переживший сильное горе...

* * *

Через неделю именитый гинеколог с безупречной репутацией (на прием к которому оказалось нелегко попасть, но Артур подключил свои знакомства) при первом же осмотре выразил беспокойство. У Нессы падало кровяное давление и уровень околоплодной жидкости держался ниже нормы. Ей предложили лечь в госпиталь на сохранение, но она наотрез отказалась, и муж заверил доктора, о чем упросила Ванесса, что сумеет обеспечить необходимые условия для жены дома, и нанял в частном порядке приходящую медсестру.

Очень скоро Ванессе стало лучше, и, несмотря на легкий токсикоз, тошноту по утрам, она как-то приободрилась. Иногда тревога и мысли об Андрее мучили ее и портили настроение, женское чутье подсказывало ей, что он все еще в Нью-Йорке и ждет встречи, но она всеми силами сопротивлялась и мыслям, и желанию увидеться с ним, хотя бы ненадолго.

Она стала ощущать свою беременность. Час за часом, день за днем росло и доверчиво пребывало в ней крошечное чудо — нечаянное чадо. Иногда по утрам Несса просыпалась с ощущением необычайной внутренней напоенности, как будто за ночь мягкими водами наполнялись пустые углы ее существа. Но порой тревога и двусмысленность положения пробуждали такие мрачные мысли и опасения, что она ловила себя на безотчетном раздражении на свою беременность и втайне желала, чтобы ребенка не было, потому что из-за него все усложнялось, вся ее жизнь, и без того запутанная и неопределенная.

Ноябрь выдался сухим, однако зима уже дышала в спину уходящей осени, и в воздухе по вечерам иногда едва уловимо чувствовался запах близкого снега.

В тот злополучный день Несса, погуляв около часа в ближайшем сквере и возвращаясь домой, зашла в цветочный магазин по соседству, похожий, скорее, на выставку — так необыкновенен и красочен был интерьер и разнообразен выбор. Артур часто покупал здесь розы на необыкновенно длинных стеблях, и Несса иногда любила заглянуть в благоухающий уголок, всегда чем-то напоминавший о детстве. Сейчас, в беременности, особенно чувствительная к запахам, краскам и вибрациям, она остро испытывала особую тягу к цветам, деревьям, к природе вообще, и знала, что эта любовь каким-то образом соотносится с беременностью и характером ребенка — девочка будет, думала часто, дивясь той настойчивости, с которой ребенок давал знать о себе и во многом даже формировал ее существование. Поразительна сила, таящаяся в семенах и корнях, и непостижимо загадочно их взаимодействие с землей и небом... Чудесное сотрудничество, без устали порождающее непрерывную жизнь. Она и себя теперь представляла фруктовым деревом с растущим в ней — тоже от неба и земли — плодом. Что ж, значит, так тому и быть — пусть родится дочь. Только вот достаточно ли крепки ее корни, чтобы выносить и воспитать ее?

— Дорогая миссис Файнс, ох как же я рада видеть вас, — приветствовала Ванессу, всегда казавшаяся в хорошем расположении духа, цветочница. В магазине было жарко, как в тропиках, и женщина обнажила полные руки в веснушках; на большом смуглом лице в морщинках поблескивали жемчужинки пота. Ванесса подумала, что это, вероятно, очень тяжелый труд — содержать и теплицу, и магазин, и обслуживать покупателей, и оставаться неизменно веселой, независимо ни от каких личных обстоятельств.