Бремя: История Одной Души - [66]

Шрифт
Интервал

— Тоже рада, — отозвалась Несса, — как вы поживаете, Нора? Как ваше здоровье?

— Хорошо, слава Богу. Кручусь, как белка в колесе. Ведь все на одни руки. Без мужа тяжело... Надеюсь, у вашего супруга все в порядке… Какой человек! С таким, наверное, как у Христа за пазухой...

— Спасибо, у него все... замечательно. У нас все замечательно...

— Иначе и быть не может у такой пары, как вы, миссис Файнс, как вы и мистер Файнс. Мы здесь все восхищаемся вами. Таких прекрасных супружеских пар немного осталось в наше время. Сейчас даже неизвестно, зачем люди и женятся. Каждый сам по себе, как, извините за выражение, кошки бродячие... Я никого не хочу осуждать, но вот, к примеру, семья в вашем доме жила до вас. Что вы думаете? Мы тут наблюдаем иногда, не то, чтобы из любопытства, но глаза ведь не завяжешь. Так жена его даже и не пряталась, и никого не стеснялась. Муж на работу, а за ней другой приезжал. А муж-то... как любил ее! До безумия! Неплохой был и внешностью, а хозяин какой: все для дома, все для семьи. Поверите, ни разу мимо не прошел, чтобы букет ей не купить и только про нее и говорил. Ну, а она, конечно, изменяла. Я сама видела, как с другим в машине целовалась. А потом — не знаю, что произошло: или сказал ему кто, или сам разузнал. Говорят, чуть не убил ее. А женщина та... — цветочница приблизилась к Нессе и шепотом, хотя никого, кроме их двоих, в оранжерее не было, внушительно растягивая слова, произнесла: — А женщина та от другого-то забеременела! Вот позор-то какой... Ну не хочешь жить с человеком, зачем хлеб его ешь, слабостью его пользуешься. Разве настоящие женщины так делают? Нет, только беспутные, блудливые. Ну и уйди к тому, кого любишь. Вот беда-то какая. И что с ребенком будет, когда родится, если и тот, другой, не признает...

Ванесса стояла у гигантского кактуса, который наконец только утром зацвел красным. Где-то она слышала, что такие кактусы распускаются раз в сто лет. Ждать сто лет, чтобы родить в душной городской теплице цветочного магазина при двух свидетельницах, каждая из которых несчастна по-своему.

Голова у Нессы закружилась, стало невыносимо душно. Так, значит, вот кто она — беспутная блудница... И эта беспощадная характеристика, данная простой, посторонней женщиной вроде бы и не ей, кому-то другому, но так к ней подходящая, упраздняла вмиг раздирающие конфликты души, обращая их трагичность в низкое лицедейство. Не пара она Артуру, не сравниться ей никогда с его благородством и милостью, так зачем и играть в невинность. Ведь со дня выписки, они даже ни разу откровенно не поговорили: ни он, ни она не осмелились выплеснуть отравленные воды наружу. Секрет, жуткий секрет хранили между собой, как хрупкую капсулу с ядом: не разбить бы, не пролить на внешне благополучное их супружество. «К тому же он не знает всей правды, — уже дрожа, как в лихорадке, подумала Несса. — Он не знает, что — не его ребенок. Андрея ребенок. И это когда-нибудь выяснится. Не может не выясниться, и что тогда?». Она попятилась и прислонилась к стене, чтобы не упасть.

— Миссис Файнс, вам дурно? — забеспокоилась Нора. — Вы так побледнели... Вам нездоровится? Вот, присядьте...

— Спасибо, ничего, Нора, я выйду на воздух.

— Конечно, конечно, я провожу вас, дорогая. Это, скорее всего, на погоду. К вечеру передали бурю, а завтра — дождь с переходом в снег. Что творится на белом свете? Когда это в ноябре в Нью-Йорке выпадал снег?

Ванесса вышла на улицу и глубоко вдохнула. «Беспутная блудница... Не хочешь жить с человеком, зачем хлеб его ешь, слабостью его пользуешься... Ну и уйди к тому, кого любишь...».

Она поднялась в апартаменты, Артура не было дома. Ощущение внутренней грязи, нахлынувшее на нее во время разговора с цветочницей, стало еще навязчивее, еще отвратительнее. Ей захотелось отмыться, соскрести с себя липкую патоку лжи. Она прошла в ванную комнату и, даже не вспомнив о предостережениях врача, открыла кран горячей воды и, не дождавшись, пока ванна наполнится, разделась и погрузилась в обжигающие, прыгающие пузырьки. Нужно заставить себя забыться, не чувствовать, не думать, не двигаться и не вспоминать... Нужно, чтобы прошлое исчезло, лопнуло, как больной волдырь, и растворилось в этих вот водяных шариках, облепивших ее тело, как пчелы улей. Ей хотелось враз, в одном омовении, освободиться от язв и стать неуязвимой. Она закрыла глаза, вдохнула и с головой погрузилась в белую пену. Вдруг раздался неимоверный грохот, как будто что-то взорвалось совсем рядом. Несса поднялась на поверхность со странной, мелькнувшей короткой тенью надеждой: может, это — конец? — какое-нибудь землетрясение, катастрофа... Как было бы хорошо враз избавиться от всего, от грязи и от жизни... Дверь ванной широко распахнулась и, она увидела, что внезапно разгулявшаяся буря, разорвав укрепления, повалила деревья на террасе. В стекла хлестал злой порывистый ветер, началась небывалая гроза. Несса вышла из джакузи, накинула халат и проверила, все ли окна закрыты. На улице в одну минуту стало темно, как ночью: так быстро ушло солнце, только гигантская, воспаленная, кровавая вена молнии прошивала смятое полотно неба, освещая нервными всполохами все вокруг и ее, напуганную и одинокую в этот час разгулявшейся стихии.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).