Братство талисмана - [42]

— Счастлив сообщить, — сказал дух, — что сейчас опасности нет. Однако за теми холмами все еще могут быть безволосые.

— Они были здесь утром, — сказал Конрад, — и напали на Ривера.

— Знаю. Но они не задерживались.

— Ривер и его люди прятались, видимо, в расщелине, — предположил Дункан, — вот почему их никто не видел. Ты уверен, что безволосые не прячутся там?

— Уверен, — ответил дух. — Я как раз оттуда. Мне пришла та же самая мысль, и я пролетел по всей длине щели.

Он вздрогнул:

— Страшное место!

— За ней должен быть замок, по словам Снупи, — проговорил Дункан.

— Когда-то был замок, а теперь развалины, больше ничего. Груда камней, не лучше могилы. Стоят деревья, заросшие мхом.

Мег, скорчившись на своем месте у костра, в стороне от других, что-то бормотала про себя. Она подобрала несколько камешков и будто играла с ними.

— Ты бросаешь руны? — С отвращением в голосе произнес Эндрю. — Что они тебе говорят? Что ты в них видишь?

— Новую беду, — ответила ведьма. — Большие неприятности.

— У всех свои неприятности, бабушка, — сказал Дункан. — Такова уж человеческая доля.

— Не все имеют долю в неприятностях, — возразила Мег. — Беды не поровну делятся. У одних только дорога да беды, а у других ничего нет.

— Ты не можешь сказать, какого рода беда? — Спросил Конрад. — Мы бы подготовились отразить ее.

— Руны не говорят. Только то, что беда лежит на дороге впереди.

— Это все обман, — сплюнул Эндрю. — Жульничество. У тебя же не руны, а простые камешки. На каменных рунах магические знаки.

— Нехорошо ты говоришь, — сказал отшельнику Дункан. — Надо думать, женщина знает свое дело.

— Хорошо сказано, — одобрила Мег. — Я благодарю вас, сэр. Тот, кто знает это искусство, может взять любой камень, и он будет служить как надо. Секрет вовсе не в камне, а в знании того, кто их кидает.

— Скажи мне одно, — попросил Дункан, — я думаю, ты это знаешь. Что за плач мы слышали с болота? Печальные такие звуки.

— Это и есть печаль. Оплакивание мира, всех живущих на земле, людей и всего остального, что есть или было на свете до людей.

— Это кощунство, — возмутился Эндрю. — Я слышал это как-то, но ничего не сказал, а сейчас скажу. Библия говорит нам, что до человека никакой жизни не было, что вся жизнь была сотворена в один день. Так написано в книге бытия.

— Полегче, друг, — перебил его Дункан. — Есть крупные ученые, изучающие горные породы. Они думают по другому. Они находили отпечатки на камнях…

— Об этом я тоже слышал, — сердито возразил Эндрю. — Но я этому не верю. Все это софистика.

— У каждого свои убеждения, — согласился Дункан. — Не будем спорить. Мег, ты говоришь — печаль. От кого же исходит эта печаль?

— Не знаю. Знаю только, что таких мест, откуда идет плач, на земле много. Печальные места, покинутые, забытые. Там оплакивают мир.

Дункан сидел и слушал плач за весь мир. Звук шел издалека, не обязательно с болота, но откуда-то рядом с ним. «Есть какое-то тайное место, — думал он, — бедность и отчаяние собираются, как в фокусе. Плач о всех событиях, которые могли быть, но не произошли, потому что крестовый поход так и не состоялся и Иерусалим до сих пор в руках неверных; об Иберийских кораблях, которым не пришлось рассекать океанские волны чужих портов, и неизвестные страны все еще ждут их; о Европе, что все еще лежит в застое, пашет землю плугами, какими пользовались столетия назад, а крестьянство живет в темных нездоровых лачугах; все еще существует язычество, и даже чуть ли не рядом с великолепием церквей, воздвигнутых трудами и молитвами христиан для прославления господа.»

Силы зла, как говорил его преосвященство, кормятся и жиреют на человеческих несчастьях и делают упор на продолжение нищеты. Это зло в прошлом возникало во многих местах, в стратегических точках. Теперь оно появилось в Британии.

Какие факторы сделали Британию стратегическим пунктом для его возникновения? Британия за всю историю была местом спокойствия, захолустьем мира, где бывали местные раздоры и иной раз бряцание оружия, но это никогда не распространялось далеко.

— Дорогой сэр, — произнес дух, витая над Дунканом, — я думаю, что сделал не так уж плохо. Я верю в свою разведку и всегда говорю вам правду.

— Ты лоялен, — ответил ему Дункан, — хотя это меня удивляет. У тебя нет никаких оснований быть лояльным по отношению ко мне.

— Вы однажды сказали, что не приглашаете меня с вами, но не имеете возможности помешать мне в этом. Я знаю, это не означало, что вы ко мне плохо относитесь, но все-таки с тех пор у меня давит в груди.

— Послушай, ну что я еще мог сказать? Что я мог дать тебе, пригласив тебя с собой? Но зато теперь я могу сказать: я очень рад, что ты пошел с нами.

— Вы и вправду так думаете, сэр?

— Совершенно искренне, дух.

— Тогда я буду продолжать с легким сердцем. Когда, по вашему мнению, мы придем в Оксенфорд? Я очень хочу найти там достойного ученого и поговорить с ним о моем деле.

— С такими темпами, как у нас, мы, пожалуй, никогда не дойдем.

— Но вы же не думаете так, сэр?

— Нет, пожалуй, не думаю. Рано или поздно, но мы придем в Оксенфорд.

Говоря это Дункан сомневался.

Они прошли не так уж много, и если слишком задержаться, Бишоп Вайс может умереть до того, как увидит манускрипт. Другого знающего человека так же может не оказаться, и их путешествие в лучшем случае будет глупой ошибкой.