Брат Молчаливого Волка - [10]

Я так весь и просиял и внимательно осмотрел его лицо. Чистая работа! Толковая! Не хуже, чем индейское украшение! Я прямо-таки видел, как серый полосатый котенок на лету бороздит физиономию летчика своими острыми коготками.

Эх, Жофия, Жофия! Где твоя голова! Разве ты не знаешь, куда надо прятать детей!

— Наконец я не выдержал, и однажды мы с приятелем изловили их и, основательно исцарапанные, запихнули в мешок и отнесли…

В мешок, трусы несчастные!

— …в зоологический сад. Теперь на них любуются посетители — они сидят в клетке для диких кошек. Так вот знай: вся эта тройка — обыкновенные дикие кошки! А теперь валяй выкладывай, — схватил он меня за вихор, — но только чистую правду. Где ты их взял?

Я онемел от радости! Наши котята живы, хотя и сидят в клетке. Я согласен, что тяжело жить в одной комнате с тремя дикими кошками.

— Откуда я их взял?.. — спросил я нарочно медленно, потому что заметил нашу Жофию, выходящую из кухни. Я выждал, пока она уселась на разогретой солнцем ступеньке, зажмурила глаза и задремала. — А вон их мама.

Летчик непонимающе глядел на Жофию. Она сверкала на солнце, как самый белый снег, и только черные пятна на спине отдавали синевой.

Я сделал вид, будто мне все безразлично, чтобы летчик не мог по моему лицу понять того, что я уже точно знал. Да только он был не глуп, этот летчик, он засмеялся и сказал:

— Ясно! Значит, это сударыня-матушка. А отец в один прекрасный день сидел в засаде где-то в лесу на дереве, глаза у него сверкали, словно фары, он беззвучно выпускал страшные когти и поджидал… И вдруг видит — бредет кроткая красавица. Он заурчал утробным голосом — ведь он был диким хищником, — пружинисто соскочил вниз и закружил вокруг красавицы, угрожая и зазывая. Он обхаживал ее до тех пор, пока ваша милая Жофия не оказалась в его теплой норе.

— Это, наверное, случилось весной, — перебил я летчика. — Мы ее тогда не видали по целым неделям, а потом она явилась и через четыре дня притащила из сарая котят.

Эх, Жофия, Жофия! И почему ты только не умеешь говорить! Положил бы я на колени подушечку, тебя бы посадил на нее, ты бы мне рассказывала, а я бы по вечерам писал книгу про джунгли («Жофия среди диких кошек»). Сколько бы мы денег заработали!

А пока что у нас с тобой кукиш с маслом.

Ей там, наверное, было очень интересно. Ведь не просто так Жофия каждый день жалобно мяучит под печкой. Она решает, что выбрать: нашу кухню или лес? Ленивую, беззаботную жизнь или прелести свободной жизни?

Поживем — увидим.

* * *

Подъехал розовый автомобиль «Спартак-БА-22209», и тут я сообразил, что сегодня первое августа. С тех пор как я себя помню, а это значит лет девять, самое маленькое, этот «спартак» первого августа обязательно приезжает к нам. Когда-то он был коричневым, как шоколад, а теперь стал розовым, как Габкины штанишки. Второго такого автомобиля я еще в жизни не видел. И второго мальчишки, который бы так любил природу, как Владко, приезжающий на этом «Спартаке», — тоже. И сейчас он чуть ли не на ходу выскочил из машины, раскинул руки, глубоко вздохнул и сказал:

— Приветствую вас, леса и горы! От всей души я вас приветствую!

Владко сказал не совсем так (я знаю, что это слова из какого-то стихотворения). Владко сказал это немножко иначе, но очень похоже. Красиво! Прямо зло берет, что у меня не хватает ума на такие красивые слова. Чем красивее кто-нибудь говорит, тем меньше я его понимаю. А если я чего-нибудь не понимаю, то не могу запомнить.

Когда Владко был маленьким, его мамочка учила своего сыночка «обожать природу». Идут они гулять, а она ему подсказывает: «Ну что ты скажешь елочке, Владко?» — «Доброе утро, деревце!» — говорил Владко. Или: «Помаши ручкой птичке», и Владко доставал носовой платок и махал ястребу. Дюмберу он говорил «спокойной ночи», а солнышку посылал воздушные поцелуи. Телячьи нежности, и все тут!

Я рассказал про это Юле.

«Ты просто завидуешь ему, что он такой воспитанный мальчик, — высмеяла меня Юля, — да и поумнее тебя».

Наверное, так оно и есть. Но смеяться надо мной ей не следовало. Могу поспорить, что если б я жил в Братиславе, то был бы еще умнее, чем Владко. Завидовать-то я ему не завидую, просто мне все это кажется глупым.

А может, и не глупым, а просто становится не по себе и неловко.

Как-то раз, когда он разговаривал с белкой, которая сидела высоко на макушке дерева, я сказал ему:

«Если хочешь увидеть белку вблизи, не зови ее, а спрячься подальше, не двигайся и не дыши. Может быть, она спустится. Какой у нее хвост! Ты такого в жизни не видал!»

Его мамочка злобно зыркнула на меня, смерила взглядом, и я поспешил уйти. А когда они скрылись с моих глаз, то я взял и швырнул в дерево еловой шишкой. Белка перемахнула на конец ветки, перескочила на другое дерево и исчезла.

Я успел еще услышать, как мамочка говорит своему Владко: — «Попрощайся с белочкой-красавицей». И Владко кричит: «До свидания, до свидания!»

Вот балда!

Впрочем, скорее бедняга.

А потом случилась такая история. Я сооружал водяную мельницу. Это у меня такая игра. Всегда, когда Йожо меня не видит, я строю на ручье водяные мельницы (он их разоряет, говорит, что они мешают рыбе). Делаю я, значит, свою мельницу, как вдруг является Владко и во все горло орет, стараясь перекрыть шум ручья: «Добрый день, ручеек!»