– Где моя одежда?
– Нельзя тебе ещё вставать, милая, – тут же вернулась к ней победившая старушечка. – Вот, водички лучше попей. Ты не спеши. Да и зачем тебе спешить? Тебе сейчас сил надо набираться.
– Зачем?..
– Как это зачем? В дорогу тебе пора, возвращаться на своё место. И за дела свои
браться… Ты не смотри на меня так, я знаю, что говорю. Как же стране без Круга? Никак нельзя!
Дженева резко поднялась на локтях – и, охнув от ударившей в висок боли, упала назад.
– Да ты не серчай на глупую старуху, ежели она не то, что скажет, – виновато сказала сиделка. – Это я не свои слова говорю, а отцовские. Он у меня чародеем был, ох же люди его и уважали…
Всё ещё гудящая боль не помешала прокрутить в памяти имена ренийских прежних чародеев, подходящих по возрасту в отцы старой женщине.
– Ковьярик? Или Оглен?
– Оглен, Оглен. Ковьярик это друг его был… Но не стану я тебя сейчас заговаривать. Полежи уж, сил наберись, а потом, если хочешь, я тебе про отца своего и расскажу. Ох и хороший же человек был, его у нас до сих пор помнят, до сих пор его именем детей называют… Поспи пока, милая. Потом позовёшь меня, Вьясою меня зовут.
Дженева не то отмахнулась, не то кивнула последним словам Вьясы и выпалила ответ на прежние, гудящие набатом, как будто и сказаны были они тою только сейчас.
– Круг? Ты думаешь, что говоришь?.. Да какой Круг – нет его! Никого нет!
Дженева обессилено упала на подушку. Всё это время, так плотно утрамбованное страхом и надеждой, что она уже переставала различать их одно от другого, все эти дни она честно пыталась спрятаться от двух слов, готовых, чуть только она
зазевайся, прозвучать в её голове. А сейчас, когда силы сопротивляться кончились,
ей нечем было закрываться от них, проклятых, беспрестанно напоминавший, что Круг погиб. Круг погиб.
Круг погиб.
Поджав губы, Вьяса села на стульчик.
– Какой-какой Круг… ренийский! Ты вон тех напрасно хоронишь. Не нашли их. А у
нас всяко бывает! У нас пропавшие люди иногда и через годы возвращаются. Подымет их на борт какой корабль, и ходят они там со всеми, пока домой не вернутся. Не хорони их раньше времени… Но даже если и не вернутся они… До тех пор ты –
Круг. А земле без Круга нельзя. Так отец мой говорил, а он в этих делах понимал.
– Подожди, о чём это ты? Не поняла тебя, – нахохлившаяся Дженева вдруг почувствовала в словах Вьясы опасность для себя… Хватит ей и того, что уже произошло – не надо ей больше ничего нового! Не надо!..
– Ты ведь чародей и ты жива-здорова?.. Вот Круг в Рении уже и есть, – с забавным торжеством она подняла старчески закорюченный палец. – А потом, кроме тебя может кто из чародеев ещё остался?
Дженева вгляделась в кулачок Вьясы, оттопыренный одним пальцем и в полной готовности выкинуть вверх ещё один.
– Да… Нет… Не знаю… – пробормотала она и покраснела.
– Ну, разберёшься. Мы – пока мы молодые, сильные – со всем можем разобраться… Жаль только, что однажды это уходит…
К ним неслышно подошла лекарка, и сиделка, виновато закряхтя – ухожу уже, ухожу,
– принялась подниматься на выход. Задержавшаяся тётя-лошадь деловито переставила на столике стаканы с настоями, аккуратно поправила повязку, сказала Дженеве что-то ободряющее – и сугубой победительницей вышла вслед за старушечкой.
Оставшись одна, Дженева закинула руки за голову и уставилась в кусочек синего неба за крохотным окошком… Это было удивительно, пробовать на вкус нежданное светлое пятнышко во всём этом ужасе, лишающем веры в доброту мироздания…
А ведь и правда – теперь у них с Юзом… Ох, да теперь Юз не сможет – просто не сможет! – оставаться в своём чёртовом Бездомье. Он всё поймёт, каково ей остаться одной. Ну конечно же!..
Ох… Она закрыла глаза и принялась вспоминать его лицо, улыбающиеся губы, смешное движение, которым он крутит шеей по сторонам… Хрупкие на вид, но жилистые руки, способные быть одновременно и нежными, и сильными… Неужели очень скоро всё это она увидит наяву?
Губы дрогнули в улыбке детского счастливого засыпания, в мыслях золотом вспыхнули слова чародей Дженева, в комнате ровно зашелестело дыхание сна…
