Бранденбургские ворота - [26]
Шансов маловато, но вдруг бездомный берлинец все-таки прочтет? Или кто-нибудь из его знакомых сообщит ему, Вернеру, что некий Андрей хотел бы с ним повидаться…
В Берлине произошло крупное событие. В начале июля в соответствии с договоренностью об управлении четырьмя зонами оккупации западную часть города заняли гарнизоны трех союзных держав: США, Англии и Франции.
Это известие вызвало в госпитале едкие высказывания и шуточки в адрес «союзничков», которые Берлин не брали, а на постой напросились и вообще большие охотники на чужом горбу в рай ездить.
Последствия этих перемен сказались довольно скоро. Западные оккупационные власти стали наводить свои порядки, весьма отличные от тех, что были в советской зоне. В их секторах взбурлила чудовищная спекуляция, смыкавшаяся с прямым надувательством и ограблением немецкого населения. Были пущены в оборот большие массы залежалого продовольствия, которое обменивалось на драгоценности, антикварии и произведения искусства. Самый крупный «черный рынок» возник в английском секторе, неподалеку от рейхстага, где два месяца назад шли кровопролитные бои. «Рейхстаговка», как ее окрестили, кишела делягами и спекулянтами самого гнусного пошиба, сюда устремлялись мошенники не только из Берлина, но и из других городов. И здесь же, наряду с уголовниками, делали свой «гешефт» американские и английские военнослужащие, нередко офицеры и начальники оккупационных служб.
— Ну, союзнички! — рассказывал старшина Петлай, забежавший вместе с Полищуком проведать Бугрова. — Подъезжает к рейхстагу американский офицер на «виллисе». В нем полно консервы всякой, сигарет, чулок. И начинает, понимаешь, барышничать! Нисколько, сукин сын, не стесняется, что на нем погоны. Охмуряет голодных немцев, как фокусник на базаре, все норовит чего подороже выудить — колечко обручальное, часики золотые или фигурку какую из этого… как его?.. Из чего чашки делают?
— Из фарфора?
— Во-во! Он и есть — майский фарфор.
— Майсенский.
— Может, и так. Нахапает, обложится в своем «виллисе» этими вещами да еще посадит рядом с собой намазанную потаскушку. И едет по Берлину, поганец!
— Выгода у них первое дело, — запел Тюрин. — Как бы, значит, своего ближнего половчее облапошить, а себе побольше урвать. Потому они со вторым фронтом тянули — все выгадывали. Торгаши.
— Мы воевали кровью, а они тушенкой.
— Америка-то, говорят, поднажилась за войну. Стала еще богаче.
— Так у них же совести нема. Разве они люди?
— У них и слова такого в словаре нет — «совесть». Слыхом не слыхали.
— Расскажи-ка, — напомнил Полищук старшине, — как ты часы на агрегат выменял.
— Не говори! На кремень с кресалом!
— Брось травить, — не поверил Тюрин.
— Ей-богу! Американец один шальной. Навроде любитель он, ежели по-нашему. «Коллекшин», говорит. Но ты не подумай, я ему и спички показал, чтоб не было на нас потом напраслины. У нас, у советских, говорю ему, все имеется. А кремень с кресалом — это, мол, только так, про запас. Безотказный, вечный агрегат.
— А он часы отдал! — захихикал Полищук. — На шешнадцати камнях! Вот придурок!
— Это еще что! Другой хотел у меня сапоги старые выменять: чтоб показывать у себя дома гостям. Вот, мол, в какой обувке Иван от Москвы до Берлина дотопал. Пять бутылок виски давал, а я не соблазнился. Кирзачи драные больно — неудобно. Они ж потом пропаганду будут делать. Над нашей бедностью изгаляться станут. А какая ж бедность — у меня в запасе яловые сапожки есть, новые почти.
— Чего ж тогда кирзачи не выбрасываешь?
— Теперь уж нет! Мне тот американец мыслю подал. Я ж в своих кирзачах три тыщи верст прошел. Сам буду их опосля молодым чалдонам показывать. Цистерну первача выпью под них!
Вся палата грохнула от хохота. Бугров тоже смеялся, придерживая ладонью грудь.
— Ну силен ты, старшина!
— Дает!
— Однако научили тебя американцы бизнесу!
— Какой же тут бизнес? — возразил Петлай. — Мои поршня теперь и впрямь исторические — навроде колонн у рейхстага. Только те столбы каменные не утащить с собой в Сибирь, а кирзачи я в мешке увезу. Запросто!
ГЛАВА VII
Пожилых солдат демобилизовали. Тех, кто помоложе, перевели в другую часть, которая передислоцировалась в глубь России. Теперь к Бугрову в часы посещений никто не приходит и ждать вроде бы некого. Грустновато, конечно, но тут уж ничего не поделаешь: естественный ход событий…
И вдруг посетитель! Да еще какой! По одежде и по другим несомненным признакам соседи Андрея сразу угадали, что перед ним «фриц», хотя и цивильный. Среднего роста, темноволосый, худой до крайности… На голове большая засохшая болячка. Наверное, ранен был в последние дни войны.
Немец оглядел поочередно ближайшие кровати и, не обнаружив того, кого искал, спросил доверительно:
— Wo ist Oberleutnant Bugroff?[29]
Дремавший Андрей, услышав свою фамилию, повернулся от стены:
— Вернер?!
— Ich bin’s! Jawohl![30]
Он решительно протянул руку — Андрей приподнялся, крепко пожал ее, спросил по-немецки:
— Ты прочитал мою записку на стене?
— Да! И сразу отправился сюда. Поэтому, извини, пришел к тебе без гостинцев.
— Какие, к черту, гостинцы! Я рад до смерти, что ты нашел меня! Знаешь что?.. Давай выйдем отсюда в парк! Там воздух хороший и вообще…
Советский журналист, проработавший в Австрии шесть лет, правдиво и увлекательно рассказывает о самом важном и интересном в жизни этой страны. Главное внимание он уделяет Вене, играющей совершенно исключительную роль как политический, экономический и культурный центр Австрии. Читатель познакомится с бытом австрийцев, с историей и знаменитыми памятниками Вены, с ее музеями, театрами и рабочими окраинами; узнает новое о великих композиторах, артистах, общественных деятелях. Вместе с автором читатель побывает в других крупнейших городах страны — в Граце, Линце, Зальцбурге, Инсбруке, поедет на пароходе по Дунаю, увидит чудесные горы Тироля. Значительное место в книге занимают рассказы о встречах Леонида Степанова с людьми самого различного социального положения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».