Брак по-американски - [39]

— Ну ладно, успокойся! — прижалась я к нему. — Страхи страхами, но как она не боится оказаться в беспомощном положении?

— Воров и грабителей она боится больше! — мрачно заверил Гарик.

— Жалко её! — вздохнула я. — Ужасная вещь — старость!

ДОЧКА

Мама и Гарик решили сначала зарегистрироваться, а потом позже, под Новый год, сыграть свадьбу. Гарик почему-то настаивал, чтобы о регистрации никто из близких, а тем более знакомых, не знал. Но нашей бабушке под большим секретом мы с мамой всё-таки сказали и вместе с ней поахали, что нельзя собраться всей семьёй и отметить такое событие по-человечески. Все эти тайны нам были непонятны, но раз Гарик так хотел, мы согласились и не спорили.

Регистрация должна была состояться в среду, выходной день Гарика. Мама взяла на работе отгул, а я училась прямо напротив Сити-холла и успевала на церемонию в большой перерыв между лекциями.

В назначенное время мы все собрались в большом обшарпанном зале, где надо было ждать своей очереди. Обстановка была обыденной, никакой торжественности. Нарядная мама и Гарик с букетом роз выделялись из толпы озабоченных, серых, усталых посетителей. Я разочарованно поглядывала по сторонам.

Наконец позвали нас. В пустой тёмной комнате, со старой трибуной и американским флагом на стене, неопрятно одетая чёрная тётка быстро отбарабанила ритуальные слова. Тётка была такая толстая, что казалось, будто её живот начинается от подбородка, а когда она повернулась спиной, то на её огромной оттопыренной заднице, можно было спокойно поставить пару тарелок, и ни одна бы не соскользнула! В трибуну толстуха не помещалась, поэтому стояла где-то сбоку, а мы стояли перед флагом, и пришлось всем вертеть головой то на флаг, то на противный голос регистраторши. Гарик надел маме кольцо, которое для этой цели на минуточку сняли перед тем, как войти. Новобрачные замерли в поцелуе. Чёрная тётка нервничала и не могла дождаться конца процедуры. Я вполголоса затараракала «Свадебный марш» Мендельсона. Толстуха-регистраторша смотрела не меня как на сумасшедшую. А нам всем вдруг стало весело, и мы с хохотом выскочили на улицу, прыгнули в машину и помчались в итальянский ресторан отмечать замечательное событие.

За обедом я встала и торжественно произнесла:

— Молодые, будьте счастливы! Плодитесь и размножайтесь!

— Ты что, братика или сестричку захотела? — смеялась мама.

— Почему бы и нет? Не возражаю! — поддержала её тон я. — Буду у вас вместо няньки!

Гарик со счастливой улыбкой слушал нашу трепотню и держал маму за руку.

— За тебя, дорогая! — время от времени поднимал рюмку он.

После обеда мама и Гарик поехали на Бродвей смотреть новый нашумевший спектакль, а я вернулась в колледж.

Так буднично и обыкновенно мама вышла замуж.

Началась новая жизнь!

Часть II. Он + Она = Семья

Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете.

Евангелие

МАМА

Вот я и замужем. Мой муж — высокий, стройный, интеллигентный, умный, неотразимый американский дантист! Я щиплю себя за щеку и мысленно спрашиваю неизвестно кого: «Неужели это правда?»

«Правда! — отвечает мне внутренним голосом неизвестно кто. — Не веришь, можешь его потрогать, он идёт рядом!»

И я его не только трогаю, а тормошу, целую, глажу, обнимаю, а он млеет, как кот на солнышке, и удивляется:

— Да что это с тобой вдруг?

— Ничего! — ликую я. — Просто ты у меня золотой! — и мы идём дальше.

Подружки на работе каждый день меня спрашивают:

— Ну, как твой Гарька? Всё ещё золотой?

— Золотой! — гордо смотрю я на них с видом: «А у вас такого нет!»

В тот день, когда, побывав в Сити-холле и официально превратившись в семью, после обеда в ресторане и похода в театр мы вернулись домой, полумёртвые от эмоций, впечатлений и беготни, то упали в кровать, не чуя ни ног, ни рук. Я тихонько лежала рядом с почти бездыханным от усталости Гариком. В голову лезла всякая ерунда, типа анекдотов о первой брачной ночи и прочая чушь.

«Интересно, о чём думает Гарик? Как он себя чувствует в роли мужа впервые в жизни? — сквозь надвигающуюся дремоту лениво подумала я. — Неужели спит? Вот ещё! У нас первая брачная ночь, пусть просыпается! Сейчас я его разбужу! Я так его напугаю, ему сразу спать расхочется!»

Медленным лёгким прикосновением я провела рукой по аскетическому телу Гарика снизу вверх и внезапно резким движением схватила его за горло:

— Ну что, Гарька, попался! — разбойничьим голосом просипела я ему в ухо. — Женился на мне? Теперь я тебя разорю!

Гарик судорожно вздрогнул, вытянулся и напрягся. Я подняла голову и увидела его побелевшее от страха лицо с застывшими глазами, полными панического ужаса.

— Гаренька, милый мой, хороший, любимый! Я пошутила! Что ты? Я пошутила! — Я гладила его по лбу, по коротко стриженой голове, по щекам, по плечам, целовала и, сама, заледенев от того, что я наделала, повторяла без остановки:

— Я пошутила, прости меня, любимый мой, хороший, прости, я пошутила!

Тело Гарика заметно расслабилось. Он повернул ко мне лицо и слабо улыбнулся. Я прижалась к его губам, чувствуя, как под моими поцелуями они становятся всё мягче и теплее и, наконец, стали ответными и горячими…

— Бедный, запуганный, золотой мой Гарька! — еле слышно шепнула я и утонула в потоке нахлынувшей на меня нежности.