Божий суд - [8]

            Но князь Мстислав был иного мнения на сей счет.

            - Со своим уставом в чужой монастырь не ходят! – строго напомнил он уже порядком надоевшему ему гостю и, кивая на князя Илью, приказал воеводе: - В поруб его. Выставить надежную охрану у дверей, и чтобы рядом с ним денно и нощно находился один стражник.

            Дежурить по очереди в самой темнице-порубе добровольно вызвались два младших дружинника.

            Князь Мстислав лично поговорил с каждым из них, и только после этого, словно вспомнив о князе Борисе, повернулся к нему и с насмешкой сказал:

            - А своих людей, коли не доверяешь мне, а не доверяешь оттого, что, видать, и самому-то себе ты не доверяешь, можешь ставить за воротами терема!

            Он коротко кивнул на деревянную стену, и услышав крики взывавших к нему людей, задержался на ней взглядом…

.           - Вот уж поистине, никогда не говори, как хорошо на вершине горы, пока не взошел на нее! – покачал он головой и сказал старшему из смоленских бояр. – Ладно… Одному да будет Божий суд, а всем остальным – княжий. Вели открывать ворота!

            - Что-что? – не понял тот.

            - То, что слышал – суд вершить буду! Но по справедливости, так что потом пусть зла на меня не держат!

            Боярин, радостно всплеснув руками, бросился сам выполнять приказ князя.

            - Смотри, уже и суд согласился вершить! – радостно зашептались смоляне.

            - Глядишь – так и надолго у нас задержится!

            - Как же – надолго! – усмехались над ними новгородцы.

            - Все равно будет нашим!

            - Не было еще такого князя, который бы отказался от столь высокой чести, как княжить Великим Новгородом!

            Князь Мстислав велел вынести во двор из гридницы княжеский стул-трон, ковер и, кивая на снова заполнявший двор народ, сказал сыну:

            - Из-за нас ведь, князей, все их страдания. Сваримся, миримся, снова воюем, опять заключаем мир, все-таки братья, Рюриковичи, а все слезы – им. В полон идут - они… Дома горят - у них… Мог бы, изменил бы весь порядок на Руси! Да как его изменишь? Князь Андрей, когда в силах был – тот мог. У него была власть, да он все силы положил на то, чтобы укрепить суздальский край и северную Русь… Эх, дал бы только Господь мне терпения, сил и время…

            Старший Мстислав опустил тяжелую ладонь на плечо младшему и, как совсем недавно, князь Илья, поднял голову и стал смотреть на высокое, но уже начавшее быстро темнеть зимнее небо…

Глава третья

1

«Три дня… три дня…» - только и думал лихорадочно князь Илья.

            Три дня. Много это или мало?..

            В порубе было сыро и мрачно. На то он и поруб, а не княжеская светлица! В расположенное под самым высоким потолком крошечное оконце едва пробивались острые солнечные лучи. Да и те, розовея, угасали почти на глазах…

            Князь Илья сидел на волчьей шкуре, брошенной прямо на глиняный пол, и думал свою нелегкую думу.

            Первым делом надо было успокоиться, собраться с силами и что-то придумать. Не первый раз он попадал в подобное положение. Бывали случаи и похуже, когда на все про все было всего час, а то и того меньше… А тут - целых три дня и две ночи!

            Поруб был крепкий и ладный. Еще бы: сам Мономах, который всегда лично следил за всем, что делалось по его приказу, возводил этот терем и, конечно же, позаботился, о надежности помещения не только для друзей, но и врагов. Можно было даже не простукивать стены, чтобы убедиться, что в них нет слабых мест. Оконце тоже такое, что в него даже самая тощая собака не пролезет. Да и будь оно шире, все равно, как ни тянись, не дотянуться до него…

            За бревенчатой стеной переговаривалась наружная стража. Громче всех был слышен голос воеводы. У двери на лавке расположился охранник - высокий, с нескладными руками детина. Такой обнимет - и даже не почувствуешь, как душа выйдет из тела… Увидев вошедшего воеводу, он вскочил и преданно посмотрел на него. Воевода осмотрел поруб, приказал охраннику зажечь толстую свечу на небольшом выступе у стены и велел заходить кузнецу.

            Тот, привычно пригнувшись, чтобы не удариться головой о дверной выступ, подошел к пленнику и тяжелым молотом стал приковывать его ножную цепь к массивному, позеленевшему от времени, бронзовому кольцу, торчавшему из стены.

            Как только эта работа была закончена, воевода сам - раз, другой дернул цепь и, убедившись в ее прочности, грозно предупредил охранника:

            - Глаз с него не спускать! Смотри, отвечаешь головой!

            - Со мной не забалует! – уверенно заявил тот и почему-то незаметно для начальника подмигнул пленнику.

            Воевода удалился, вошел холоп, принявшийся растапливать печь. «Раб, а туда же!» - нахмурился князь Илья, заметив, как тот, то и дело оглядываясь на него, мстительно-радостно щерил два-три оставшихся, словно на память о прежней свободной жизни, зуба…

            Затем пришла пожилая женщина и, молча, не глядя, словно цепному псу, сунула перед ним миску с едой. Князь заглянул в нее и, увидев простую похлебку – отодвинул миску. Разве такое ели сейчас на пиру гости нового смоленского князя в праздничном тереме?