Божий суд - [23]

            Услышав про главного своего врага, пленник дернулся и зазвенел цепью.

            - За Гориславу досадно? - понимающе посмотрела на него женщина. - И это тоже напрасно! Ничего с ней худого не сделалось.

            - Как это? – недоверчиво посмотрел на нее князь Илья.

            - А вот так! Кривда она как ни сильна, а правда - все равно сильнее! Когда князь Борис ее из поруба на всенародный срам за собой потащил, по счастью, Мстислав Мстиславович со своими дружинниками поблизости оказался. Ну, как князь ни силен, те мигом его скрутили. Гориславу молодой князь отправил к своей жене, а Бориса Давыдовича – не ко сну будет помянут! - предупредил, что тому не бывать живым, если он не оставит Гориславу в покое! Еще он пригрозил, что не простит ему, коли и с тобой что случится, но… в ответ на это князь Борис только зубами проскрежетал. Ох, и люто зол он на тебя, ох и зол!

            Князь Илья благодарно посмотрел на женщину и, глядя на огонь свечи, стал думать свою нелегкую думу.

            В том, что его завтра ждет казнь, он не сомневался. Была, правда, небольшая надежда, что князю Мстиславу удастся отложить ее на два-три дня. Но в таком случае уж лучше бы сразу!

            Пленник пошевелился, меняя позу. Цепи снова зазвенели, и он вдруг подумал о том, что вот даже эти цепи могут держать так, что не только небесного, а и самого дорогого земного достать не можешь…

            Вспомнив о небесном, он взял Евангелие, полистал, выборочно читая, несколько страниц и вдруг застыл глазами на поразивших его строчках:

            «Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех».1

            Эти слова тоже хорошо были знакомы ему. Но на этот раз в них поразило то - куда пойдет его душа, с таким множеством неразрешенных грехов?! Завтра, перед началом Божьего суда он вправе позвать игумена, исповедаться и очистить свою душу перед смертью. Ну, а если князю Борису удастся этой ночью совершить задуманное?

            Князь Илья покосился на переставшего искать свой нож и сидевшего на лавке с потерянным видом охранника. А что если это вдруг сделает он, и прямо сейчас?.. Да нет, вроде, его отношение к нему тоже поменялось в лучшую сторону. А может, это притворство, чтобы никто ничего не смог заподозрить? Нет, нельзя было рисковать вечностью!

            И он сказал заканчивавшей вместо освобожденного раба протапливать печь женщине:

            - Ты можешь выполнить мою последнюю просьбу?

            Женщина выпрямилась и вдруг с вызовом уперла в бока кулаки:

            - С чего это вдруг - последнюю? Или ты уже за Бога решил вершить человеческие судьбы, будь она даже твоей собственной? – она взглянула на не знавшего, что ответить ей князя и уже мягче сказала: - Ну ладно, говори, что надобно! Все для тебя сделаю!

            Князь Илья благодарно кивнул ей и, с несвойственной для него торопливостью, проговорил:

            - Тогда сходи… нет, сбегай к отцу игумену. Скажи, что я прошу… нет, умоляю его поскорее прийти исповедовать и… если благословит – причастить меня!

            - Ой! – радостно всплеснула руками женщина. – Да ради этого я не то, что бежать –птицей лететь готова!

            Бросив печь, она, не накидывая полушубка, выскочила из поруба.

3

- Отче! – звеня цепями, рванулся Илья навстречу игумену.

            Секунды казались князю Илье часами.

            Игумена все не было. Он стал неотрывно глядеть на икону и, как было давным-давно, когда с отцом и дедом они после говения ходили в церковь на исповедь и причастие, стал припоминать свои грехи. Их было столько, что он даже испугался, что забудет большую часть из них, когда придет игумен. А того все не было и не было… Как будто сам Господь давал ему возможность вспомнить все свои грехи.

            Наконец, со словами: «Идет!» - вбежала женщина и тут же исчезла опять…

            Зато в порубе появился тот, кого уже отчаялся ждать пленник. С крестом и… как сразу со вздохом облегчения заметил Илья, с мешочком на груди – в котором находилась Дарохранительница…

            - Отче! – звеня цепями, рванулся навстречу к нему Илья.

            - Вижу, все вижу и… радуюсь! - ответствовал ему тот и, глазами приказав охраннику оставить поруб, дабы не мешал таинству, неспешно подошел к пленнику.

            Все дальнейшее для князя Ильи происходило, словно в каком-то тумане. Главное для него было не забыть ни одного греха, который навсегда мог встать между ним и Богом. Еще он боялся, что игумен устанет и скажет: «Все, достаточно, хватит!» или, того еще хуже «Изыди от меня, разве такое прощается?!» Но тот терпеливо молчал, то ли качая, то ли кивая своей большой лохматой головой. И исповедь продолжалась…

            Охранник мерз с внешней стражей за закрытой дверью поруба уже час, второй… На смену ему пришел первый охранник, а князь Илья все перечислял и перечислял все те злые дела, которые успел натворить за свои неполных двадцать лет…

            Выслушав пленника до конца, игумен выждал еще немного, затем поднял над его головой епитрахиль, но тут же опустил ее и уточнил, а всех ли людей на земле простил князь Илья.