— О, комиссар, — ядовито усмехнулся Хэксли, — вы слишком высоко оцениваете мои скромные заслуги. Но все это — философия, а я занимаюсь делом. И, как видите, достаточно успешно. Я профессионал, комиссар, а остальное меня не интересует.
— Что ж, — ответил ему не менее ядовитой улыбкой Бэрд. — Как профессионал, вы, быть может, даже заслуживаете Нобелевской премии. И все-таки не могу понять, как все это согласуется с вашим христианским мироощущением?
— Повторяю, все в руках божьих.
— Да, несомненно, это очень удобная формула. В свое время она позволила отправить на костер миллионы людей. Что уж тут один Девидс!
— Вы снова забываете, что себя я поставил в равные условия со всеми остальными. Выбор мог пасть на меня, но господь решил иначе.
— Но таким путем, — возмущенно сказал Бэрд, — можно оправдать вообще любое убийство. Если все, что совершается, происходит по воле божьей, то она, эта воля, направляет и руку каждого убийцы.
— Это — казуистика.
— Нет, это простая логика… Но пойдем дальше: в таком случае за все должен нести ответственность бог, а не тот или иной человек.
— Вот это совершенно справедливо, — усмехнулся Хэксли. — Но вы делаете ошибку, господин Бэрд, приравнивая то, что произошло в моей лаборатории, с какими-то рядовыми преступлениями. Должно быть, вы не очень хорошо представляете, что значит наше открытие практически. Теперь любые вещества можно добывать из вакуума, из пустоты. Я уж не говорю о золоте. Вы понимаете, что это значит? Золото! В неограниченном количестве. Сталь, нефть, уран. Нет, не надейтесь, дорогой комиссар, что все это дойдет до суда и принесет вам славу. Мне нечего опасаться.
«Иными словами, для решения великих научных проблем хороши любые средства?! — хотел возмутиться Бэрд, но сдержался. — Ведь он прав, — мрачно подумал комиссар. — Таких, как Хэксли, у нас не судят. И эту чудовищную историю, конечно, замнут, так уже бывало, когда дело касалось людей, за которыми стояли кларки…»
Комиссар медленно поднялся, достал из кармана чек, выписанный Хэксли, молча положил его на стол и так же молча вышел из комнаты.
У него было такое ощущение, словно не он раскрыл преступление и уличил преступника, а его самого в стальных наручниках ведут по узкой дорожке, с которой нельзя сойти ни вправо, ни влево. И путь этот, ко всему прочему, еще и осенен крестом…
