Божественный лик Византии - [240]

.

Венчание императора являлось церковным таинством, а результатом его становилось признание за ним священнического достоинства – хотя, как традиционно повелось в Византии, без конкретного содержания. С равным основанием василевса можно было сравнить с церковнослужителем, диаконом или иереем – но только не с мирянином; это было категорично невозможно. Происходило венчание в одном из залов Большого дворца, называвшихся «Августея». Там на столике была разложена царская одежда и корона, туда же направлялся патриарх и епископы. В ходе священнодействия император облачался в священнические одежды, как иерей, держал в руках дикарии, как патриарх, и благословлял народ[1341].

Венчание царицы также являлось одной из важнейших церемоний в Византии и церковным таинством, сопоставимым с венчанием василевса. Возле амвона, покрытого порфирным сукном, возвышались два трона с 4 или 5 ступенями, по которым поднимались царь и царица. Читались Евангелия и «Апостол», затем под молитвы патриарха начиналась вторая часть процедуры. Константинопольский архиерей читал молитву над порфирой, императрица держала в это время горящие свечи в руках. Сам император налагал на ее голову корону, а по окончании процедуры они вместе проходили в смежный с дворцом храм Св. Стефана, где принимали поздравления сановников. Нет никаких сомнений в том, что, подводя императрицу к Алтарю, василевсы тем самым приобщали ее к своему достоинству. С царской короной на голове шла она в сопровождении своих придворных и свиты к народу, а супруг оставался сзади, перед ней склонялись знамена военных частей, а византийцы громкими криками приветствовали ее[1342].

Весьма важно, что если царь и царица не состояли в браке до момента своего восшествия на престол, то бракосочетание следовало за обрядом коронации, а не предшествовало ему. Эта деталь опять наглядно демонстрировала, что императрица приобщается к всемогуществу не потому, что стала женой императора. Не от супруга получала она верховную власть, но вследствие акта венчания, предшествующего бракосочетанию, и не зависящего от него. Тем самым она признавалась избранницей Бога, и ее власть считалась сходной с властью супружеской, царской[1343].

С XIII века под западным влиянием в Византии произошло существенное изменение процедуры венчания на царство – теперь она стала включать в качестве важнейшей своей составной части миропомазание василевса епископом или самим патриархом. Здесь также присутствуют некоторые тонкости, которые нужно обозначить. На Западе помазание традиционно воспринималось как обряд посвящения в «царственное священство», как уподобление Христу. Именно Христос, по словам апостола Иоанна, сотворил Своих верных последователей «царями и священниками» (Откр. 1: 6). По мнению Исидора Севильского (570—636), первоначально помазание совершалось лишь над священниками и царями, и то обстоятельство, что впоследствии все христиане стали помазаться при совершении таинства Крещения, должно было наглядно показать, что именно они отныне «род избранный, царственное священство, народ святой» (1 Петр. 2, 9). Однако вторичное помазание царя выпадает из этого логического ряда и уже напрямую ассоциируется только с идеей священства.

Эта мысль была хрестоматийно выражена в одном акте Парижских епископов от 1143 г.: «Ведомо нам, что, согласно наказам Ветхого Завета и нынешнему закону церковному, над одними лишь королями и священниками совершается помазание священным миром. Подобает, следственно, чтобы те и другие, единственные из смертных, над кем миропомазание совершается, во главе народа Божьего стояли, блага мирские и духовные своим подданным доставляли, а также друг другу». Замечательно, что епископы признали за императором способность, как священникам, доставлять подданным духовные дары, – красноречивый текст. Государь, помазанный при вхождении во власть, становился новым человеком, человеком перерожденным. Как и при пострижении в монашество, он умирал для старой жизни и начинал новую жизнь после миропомазания[1344].

Так считалось на Западе, эту традицию в XIII веке заимствовал и Восток, хотя по вполне политическим мотивам. Желая подтвердить как минимум свое равенство с Латинскими императорами, сидевшими в захваченном крестоносцами Константинополе, Византийские цари, полвека вынужденно находившиеся в Никее, переняли этот обряд. Но для нас важно подчеркнуть в данном случае, что это таинство дополнительно акцентировало внимание на священстве царя, сакральном характере его власти. А поскольку миропомазание совершалось и над императрицей, ее статус, таким образом, также принимал священнические черты; и уж во всяком случае признавался священным[1345].

Как Христос неотделим от Своей Матери, так и император немыслим без императрицы. Без нее он считался почти ущербным, не вписывавшимся в этикет византийского двора. А поскольку в Византии формы церемоний и почитаний василевса имели органическую связь с самим царским статусом, как неотделимые от него сегменты, нарушение этикета прямо или косвенно бросало тень на священный сан императора. Что было, конечно, недопустимо, если не находилось удовлетворительных объяснений. В частности, император Василий II Болгаробойца (976—1025) не удосужился найти себе супругу – пребывая день и ночь в заботе о Римском государстве, он не нашел для этого времени. Но то, что обществом негласно разрешалось императору, известному своим самопожертвованием и великими подвигами, не допускалось для среднестатистического василевса. Однажды дошло до того, что царь Лев VI Мудрый был вынужден венчать августой, т.е. императрицей, свою малолетнюю дочь Анну от Зои Заутцы (сама супруга императора к тому времени уже скончалась, и он оставался вдовым), поскольку не мог устраивать царские приемы