Божественные тайны сестричек Я-Я - [6]
— Ниси, — спросила Виви, поднимая стаканчик, — капелюшечку?
— Совсем маленькую.
— Передай Барбре, чтобы орала потише, — недовольно попросила Каро. — Я ничего не слышу из-за ее воплей.
Тинси прикрутила звук в си-ди-плеере и поймала взгляд Каро в зеркальце заднего вида.
— Знаешь, теперь они такие маленькие, что со стороны даже незаметно.
— В тысячный раз, Тинси: мне не нужен слуховой аппарат.
Виви тут же обернулась и стала что-то говорить одними губами. Ниси мгновенно к ней присоединилась.
— Сумасшедшие идиотки, — рассмеялась Каро. — Немедленно заткнитесь.
— Я все еще зла как черт на Сиддали Уокер, — призналась Виви, глотнув «Кровавой Мэри». — Нагло очернить меня в самой большой газете страны! Кто на моем месте не взбесился бы?! Но мой материнский радар подает сигналы, и игнорировать их как-то не получается.
— Я всегда прислушиваюсь к твоим сигналам, — похвасталась Ниси.
— Это все фотография, — вздохнула Виви. — Фотография с объявлением о помолвке.
Она вынула снимок и передала на заднее сиденье.
— Сидда тут была просто неотразима, — заметила Ниси, — пусть даже объявление показалось мне весьма заурядным.
— Нет, взгляните хорошенько, — настаивала Виви.
Каро и Ниси принялись изучать фотографию, прежде чем передать Тинси, которая уже нетерпеливо прищелкивала пальцами. Несколько минут Каро насвистывала Шестой Бранденбургский концерт Баха, прежде чем заявить на середине такта:
— Все дело в улыбке.
— Точно! — воскликнула Виви, оборачиваясь. — Сиддали Уокер уже с десяти лет так не улыбалась на фотографиях!
Тинси посигналила и сбросила скорость на подступах к старой бакалейной лавке с полуразрушенным фасадом. Здание попало в плен кудзу[9], и лозы, походившие на странные волосы горгоны Медузы, росли прямо из ржавых бензоколонок «Эссо».
Тут Тинси свернула на дорогу поуже, над которой во многих местах смыкались кроны виргинских дубов, так что женщины словно въехали в волшебный тоннель. Эти деревья считались старыми еще шестьдесят лет назад, когда подруги были детьми. Постепенно они замолчали, и тишина окутала их зеленым покоем.
Ни одна из женщин не могла сказать, сколько раз они проезжали под этими деревьями по пути в Спринг-Крик. Сначала совсем маленькими девочками, вместе с родителями, потом с мальчиками, воруя талоны на бензин, чтобы добраться до заповедных вод ручья. И далее лето за летом, пока росли дети и можно было остаться без посторонних на два-три месяца, накладывая косметику, только когда мужья приезжали на выходные.
— Они так улыбаются, только пока не начали расти груди, — пояснила Тинси.
— Вроде как улыбаются себе, а не парню с чертовой камерой, — вторила Каро.
— У меня тоже была такая улыбка, — вспомнила Виви. — Точно знаю. До того, как я начала проклинать веснушки и втягивать живот.
— Все дело в том, что Сидда не позирует, Господи Боже ты мой! — воскликнула Каро. — Не изображает женщину, которая, черт побери, только что обручилась.
— Каро, — упрекнула Ниси, — у тебя ужасно пронзительный голос.
Каро мягко сжала ее руку.
— Ниси, подружка, мне шестьдесят семь. И я могу орать сколько пожелаю.
— Мелисса говорит, ее психоаналитик считает, что я боюсь резкости. Пристрастие к безмятежности. Только не могу понять, почему пристрастие, если я всего лишь стараюсь представлять все в розовых и голубых тонах, — пожаловалась Ниси.
Каро подняла руку Ниси и быстро поцеловала, прежде чем отнять свою.
— Никогда не слушай психоаналитика своих детей, — посоветовала она.
— Подожди, пока на сцену выйдут психоаналитики их детей, — поддакнула Виви. — О, месть так сладка!
Ниси улыбнулась и посмотрела на Каро, сидевшую с закрытыми глазами.
Виви покачала головой. Интересно, улыбалась ли так Багги, ее собственная мать? Она вспомнила снимок, найденный в вещах Багги после ее смерти.
Старый снимок, девятьсот шестнадцатого года. Мать с огромным бантом в волосах серьезно смотрит в камеру. На обратной стороне она написала свое имя. Не «Багги». Не «миссис Тейлор С. Эббот», как звали ее все окружающие, а «Мэри Кэтрин Боумен». Ее настоящее имя.
— Maman часто улыбалась как Сидда, — сообщила Тинси, показывая на фотографию, лежащую на коленях Виви.
«А какая же улыбка у меня теперь? — спросила себя Виви. — И можно ли вернуть улыбку беззаботного детства или это как девственность: потеряешь раз и больше не вернешь?»
Добравшись до ручья, женщины вышли из машины. Ниси несла корзинку с едой, а Тинси вынула из багажника очередной термос с «Кровавой Мэри». Виви, не дожидаясь просьб, помогла Каро вытащить кислородную подушку, а Каро молча приняла помощь. Четыре я-я зашагали по короткой тропинке, прежде чем медленно, осторожно спуститься с откоса к воде, где Виви расстелила старое одеяло в розовую клетку. Все неторопливо расселись на одеяле и несколько секунд блаженно слушали звон насекомых.
— Спасибо тебе, Господи, за прохладу, — пробормотала Каро, — иначе мы просто спеклись бы.
Ивы и тополя низко наклонялись над ручьем, а за ними темнели ладанные сосны. Солнце клонилось к горизонту, но жара все еще стояла.
Ниси раздала этуфе Ширли на свежем французском батоне. Тинси разлила коктейли.
