Боже, помоги мне стать сильным - [24]

Через какое–то время спорт стал играть в моей жизни ключевую роль. Я делал зарядку, бегал, занимался с тренером в тренажерном зале. Мои мышцы крепли, тело приобретало красивые формы. Но я чувствовал, что и этого мало, чтобы считаться настоящим воином! Прямо скажем, я был несколько трусоват! Я не очень уютно чувствовал себя, если в вагон метро заходили крепкие борзые парни, для меня было проблемой пойти поздней ночью через парк, я старался по–максимуму избегать конфликтных ситуаций.

Все это шло из детства. Ведь сколько раз всем нам внушали — избегай шумных компаний, ни с кем не связывайся, будь очень аккуратен, если вдруг что — лучше помалкивай! Ну а с чего бы вдруг? Если так подумать, а почему это я должен избегать шумных компаний, а не они меня? Почему именно я должен помалкивать, а не остальные?

Нас всех воспитывали трусами! Нас учили лишь плыть по течению, быть послушными рабами, со всем соглашаться и не высовываться из своей ракушки! А за нас все решат другие. Нас учили бояться жить, делать свой собственный выбор! И этот страх впитывался едва ли не с молоком матери! Мы привыкали бояться всего на свете — других людей, ответственности, любых непредсказуемых ситуаций. Привыкли покоряться чужой воле! Следовать чужим инструкциям! Подчиняться даже не более сильному, а более наглому и громогласному и даже не пытаться ему сопротивляться!

Мне это ужасно не нравилось, но я весь как будто бы состоял из этого страха. Он управлял мной, лишал меня воли…

Как–то раз мы с Олесей решили организовать поездку из Голландии в Париж и гулять там всю ночь напролет, не заморачиваясь съемом гостиницы. Мы погуляли по Елисейским полям, прошлись по сувенирным лавкам, заглянули в ресторан. Все шло отлично, было ощущение, что мы оказались в какой–то сказке. Но когда стрелка часов приблизилась к двум ночи, мы вдруг поняли, что коварный план — скоротать время в одной из забегаловок — с треском проваливается, поскольку все заведения начали закрываться, а улицы — пустеть.

Ночная парижская жизнь, о которой ходило столько сплетен, попросту свернула свою деятельность, призывая граждан ко сну. В два часа ночи на Елисейских полях не осталось ни одного работающего магазина, ни одного кафе. Может, где–нибудь в ночных клубах и кипела жизнь, но мы совершенно не представляли, где их искать.

Было принято решение — идти к Эйфелевой башне. Может, хоть там удастся найти признаки жизни? Но, покинув Елисейские поля, где горели фонари, мы погрузились в кромешную тьму. Идти вдоль безлюдных кварталов абсолютно незнакомого города было страшновато. А еще пугала тишина. Мертвая тишина. Ни рева автомобильных двигателей, ни мурлыканья кошек, ни лая собак — и это в самом центре Парижа. И ни одного работающего заведения, пусть хоть самой вшивой забегаловки — ничего этого не было и в помине!

Наконец, мы увидели перед собой сверкающую огнями башню, которая словно утопала в ярких лучах света. В другой ситуации я непременно насладился бы таким зрелищем, но сейчас было не до того. Перебежав дорогу, по которой неслись редкие автомобили, мы устремились к ярким огням, где прогуливались люди, а назойливые негры впаривали всем подряд брелки с символикой творчества легендарного Эйфеля. Чуть позади башни простиралась огромная лужайка, на которой сидели молодые пары и загулявшие туристы. Мы с Олесей тоже примостились на этой траве, чтобы немного перевести дух.

Однако с каждой минутой местность вокруг пустела. Люди разбредались по своим домам, в теплые уютные квартирки, где их наверняка ждал теплый чай, мягкая кровать и подушка, а вот нам возвращаться было некуда. Нас никто не ждал этой холодной весенней ночью, и мы остались по сути один на один с этим пугающим, негостеприимным городом, где нам предстояло провести семь долгих часов до наступления утра…

Между тем, места влюбленных парочек и загулявших туристов стали занимать подозрительные компании негров по пять–шесть человек. Они громко разговаривали, распивали алкогольные напитки и размахивали руками. Кто–то занимал окрестные скамеечки, кто–то шел вглубь лужайки и продолжал веселье уже там. Лучи света от Эйфелевой башни уже не казались спасительными, и нас с Олесей окутал страх. Страх от того, что мы находятся в городе, который совсем нам незнаком. Страх от того, что если эти негры нападут и отнимут документы, то назад в Голландию мы уже вряд ли вернемся. Страх, что в этом месте нет ни одного полицейского с пистолетом в руках и вообще людей, которые могли бы прийти на помощь. Страх от безысходности и полной безнадеги. От того, что некуда идти и бежать, негде укрыться…

Попробовали заснуть — бесполезно, не очень–то и поспишь на холодной траве и в состоянии жуткого напряжения. Оставаться здесь дальше совершенно не хотелось, и мы приняли решение вернуться на Елисейские поля, там все–таки казалось безопаснее. Но туда еще надо было дойти! И снова пустынные улочки, мертвая тишина и кромешная темень. Мы не шли — почти что бежали, любое промедление внушало ужас.

— А вдруг нас здесь убьют? — прошептала Олеся, и сам я весь сжался от ужаса!

В общем, в тот раз все обошлось. Мы нашли какую–то скамеечку рядом с полицейской машиной и встретили возле нее рассвет, ну а там уж появились люди, машины, и нашей безопасности вновь перестало что–либо угрожать. Однако, это состояние неуверенности, даже паники, я запомнил на всю свою жизнь. И мне очень не хотелось, чтобы когда–нибудь оно посетило меня вновь. Мне не нравилось зависеть от страха в принятии тех или иных решений, мне не нравилось, что страх диктует мне свою волю и заставляет плясать под его дудку. Не позволяет мне наслаждаться в полной мере миром вокруг, наполняя мою голову кучей бестолковых, бессвязных мыслей о том, как бы чего не вышло! Надоело!