Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [75]
Вырвется на свободу и получит в подарок кучу пожелтевших фотографий давно состарившихся чужих женщин, которые вряд ли узнают его, если и суждено им встретиться после двенадцати лет заключения!..
Пошли с замполитом в гости в секцию, где нас встретил Мелентий с завхозом. В секции барака живут около тридцати человек, двухъярусные узкие железные кровати аккуратно заправлены, матрасы со всех сторон обернуты темно-серыми старыми одеялами. В плоских подушках я прощупала затвердевшие комья ваты. Вот где, други, коммунизм при бедности! На двоих положена одна тумбочка, в тумбочке хранится все богатство осужденных: письма, конверты, тетради, учебники, книги, полулысые зубные щетки с редкою щетиною…
Мелентий показал мне мои же письма, подшитые, такие донельзя истрепанные, облапанные, почерневшие, что мне стало жаль себя. Какая у меня популярность в каталажке! Мелентий достал свой драгоценный альбом, который частенько спасает от пожаров во сне, первою показал Алису Васильчук с сыном на руках — существо необыкновенно женственное, славное и легкое, лицо с лучезарною улыбкою обращено к сыну, ребенок в тяжелом пальто и в мохнатой шапочке так и давит, тянет вниз грациозную легкую фигуру матери. Алиса стоит в черной кофточке с горлышком воланчиками и белом сарафане с пуговицами. Как странно, что такое летучее очаровательное создание двадцати двух лет потеряло всякое желание жить из-за гнусных безмозглых кобелей, пьяных самцов вокруг… бросила сыночка на произвол судьбы, а на фотографии с таким обожанием к нему устремлено ее мягкое, нежное, сияющее лицо матери! Оно такое беззащитное в этой чистой улыбке…
Ну, Стелла Петровна, здравствуй! Угловатая, худая, жилистая, светловолосая, умнющее лицо с лучистыми глазами, просящими, лукавыми, цепкими, полными скрытых страстей. О, такие сразу не теряют волю к жизни, у нее на крепком лбу словно светилась печать долголетия! «Какие разные женщины были у Мелентия», — и я невольно сравнивала себя с ними.
— А теперь обнимаю батарейку теплую, по блату! — говорит. Он спит в углу, в почетном, завидном месте рядом с батарейкою.
— А где же пузырь Руслан Безкаравайный-то?
Отец показывает Аленушку, вылитую себя, Неллечку — копию Стеллы Петровны и Русланчика — братика своих дочерей.
И как-то не сразу замечаю, что Мелентий сегодня нарядился в новый черный молескиновый костюм, видна белоснежная майка-сетка из-под лацкана, голова свежа, как капуста на грядке, может, за ночь дружки ему вновь обрили голову? Он пьян от счастья и. может, кричал среди них: «Лафа!» Вчера вечером устроил праздник в секции, раздал всем по помидору и по головке чеснока, а самых близких угостил апельсинами и салом.
Но что творится в этих секциях зимними долгими вечерами, когда по тридцать преступников предоставлены самим себе и никакое Око не проникает через щели? Аккуратно вытянутые одеяла хранят их лежбище, ждут укрыть их от холода, голода и всех тюремных бед. Откуда получают эти вытянутые в ниточки одеяла? Наверное, одеяла БУ поступают в тюрьмы. У нас в общежитии новые хорошие одеяла коменданты и директора обменивают на свои старые, конторские крысы обворовывают рабочих в общежитии безнаказанно, новую мебель. выделенную лимитчикам, везут на свои дачи.
Пошли мы с замполитом в столовую колонии, которая сотрясалась от топота сапог и грохота металлической посуды, которую швыряли, словно для стука, шума и грома в спектакле художественной самодеятельности. На кухне, где работают повара, мне дали поужинать. Я съела густой вкусный-превкусный борщ, только от кусочков мяса у меня в зубах скрипел песок, который я извлекала ногтями, боясь выплюнуть на грязный пол. Вот такие грязные, жирные полы черною водою моет Глеб Тягай, копает картошку, и потому руки у него почернели, как угли, сгорели на черной работе. Перловую кашу с подливой съела с удовольствием. Может, повара мне отвалили из своего котла? Мне, голодной лимитчице, и тюремная пища вкусна, ей-богу! Но вечен ли мой волчий аппетит?!
Небольшая библиотека тюрьмы завалена общественно-политическою мертвечиною, утопает в макулатуре, которую не читают. Мало художественной литературы, может, хорошие книги на руках, я откопала для Мелентия «Доктора Фаустуса» Томаса Манна, «Во сне ты горько плакал» Юрия Казакова, «Повесть о лесах» Паустовского.
Какая крупная голова у Иванки, которого зэки окрестили Мифом. Алименты надежно оседлали мужчин, как двугорбых верблюдов, и погнали на грехи ловкие… И только в тюрьме за колючею проволокою не сбежать им от алиментов! Так и вижу мужчин двугорбыми верблюдами, где восседает Его величество Алимент с Указом, пугая одиноких женщин, скачет бессмертный черный всадник без сердца, чтобы накормить силою брошенных детей своих. Если бы тот гуманист, который изобрел волшебные алименты, увидел и услышал все визги, слезы, мольбы, обманы гениальные и преступления, которые взбаламутит черный всадник, всю подлость этого вынужденного блага для детей, то ужаснулся бы от вечного роста семени гнилых плодов.
Бледное лицо убийцы словно вытягивается от моих мыслей, с готовностью свалить весь черный грех на гнилые плоды, питая корни своею кровью. Шершавыми, как наждак, руками в ссадинах Миф ищет, достает свой Цитатник из шкафа. Завидным, блестящим мужским почерком, недоступным женским скользким перстам, выписывает он мудрейшие мысли из всего прочитанного:
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.