Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [52]

Если Вы захотите приехать ко мне на поселение, за нами надзора не будет, как и сопровождающих лиц, но администрация должна быть в курсе всего: кто и к кому приехал, с какою целью? Поселения для семейных и для холостых отдельные. Мои же представления об этих поселениях только понаслышке, может, удастся выйти и самому зажить там, тогда все подробно Вам распишу. Знаю, что с поселения часть людей идет возвратом в зону за нарушения режима поселения: за пьянки, драки, прогулы. Один парень напился до чертиков, потерял сознание, отморозил ноги так, что не может ходить без костылей. Вернули бедолагу в зону, теперь он добивается протезов для ног, неизвестно еще, сколько он будет просить, требовать, писать, волокиты куча. О горе! Но если мне улыбнется такое счастье выйти на поселение, то я буду всеми силами держаться, чтобы не споткнуться, если вернут в зону, считай, что больше никуда не представят.

Многие пишут помиловку после половины срока наказания, бывает, что убавляют срок, одного помиловали на четыре года! Моего товарища помиловали на два года.

Половина первого ночи, а на улице у нас светло.

Мелентий Мелека

Письмо 20

Кто изобрел время?

В армии я не служил, сначала давали отсрочку по болезни, у меня повышенная кислотность и разноглазие, левый глаз видит хуже, а правый, может, зорче орла, в котловане бисер узрит.

В комсомоле не числился, не стремился, а с двадцати трех лет сижу в тюрьме. Если мне придется заживо гнить от звонка до звонка, то вырвусь на волю 1 апреля 1989 года в возрасте тридцати пяти лет, а там на свободе пройдет всего полгода и шестеро суток, а мне стукнет уже тридцать шесть лет. Алтан Гэрэл, в неволе каждый занят подобною арифметикою, у каждого карманный календарик, разбуди ночью и спроси любого, сколько дней и ночей он отсидел и сколько предстоит, — ответит без запинки, как таблицу умножения, даже лучше, так как дни и ночи гибнут медленно и размеренно без всяких заскоков, строго по календарю. Давным-давно люди прыгают выше головы, самолеты опережают звук, может, черепаха обгонит почту в Чикшино, но никогда день не опередит другой. Натянули люди вечность на календари — время изобрели. Кто же изобрел время первым?

Сегодня 1 июня 1980 года, воскресенье, по радио песни льются рекою, а я рисую Ваш портрет с газеты карандашом на ватмане. Нам не разрешается пользоваться красками, фломастерами, цветными пастами и т. д. Может, грех мне, заключенному, рисовать Ваш облик? Это Ваше согласие переписываться со мною вскружило мою голову. Бывают минуты, что порою хочется любой незнакомой женщине написать слова любви и ласки, сокровенных признаний, над чем естественно надсмеялись бы, посыпая клеймо тюрьмы перцем-солью. Ведь наши письма со штампами ПРОВЕРЕНО, как оплеванные заранее, ищут пути к адресату. Найдутся чистюли, которые, прочитав мой приговор, начнут плеваться и умываться. Поймите правильно, я никому никуда не хочу посылать свой приговор, разве только на тот свет взять его с собою в гроб!

Чувствуете ли Вы ко мне отвращение?

Мелентий Мелека

Письмо 21

Здравствуйте, Алтан Гэрэл!

Не беспокойтесь, что я нахватаюсь грубых и гадких слов, конечно, слышать приходится частенько, а иногда отвечать тем же, так устроена лагерная жизнь, иначе тебя задолбят, забьют, загрызут, зажуют и выплюнут, как окурок.

Может, пишу Вам корявыми словами, чисто по-крестьянски и не стараюсь приукрашивать свою речь, тем более набор слов-то убогий, как у первобытного человека, которые более выражались мимикою и жестами, чем речью человеческою. Вы, Алтан Гэрэл, очень и очень тяжелый человек для меня, простому мужику, преступнику трудновато понять Вас заочно, в письмах… Вы решили выкупить меня словесами, как я клюну на Вашу мякину? Считайте, что клюнул, еще чуть-чуть — и крючок проглочу с лескою, вот такой я, бестолочь. А Вы всегда разыгрываете комедии с мужчинами? Это Ваше хобби? Но если Вы действительно хотите иметь хоть какое-то представление о заключенных, теперь нас принято именовать осужденными, хотя от словесной смены нам не легче, что даже между нами, отбросами общества, на первом месте стоит закон справедливости, и только справедливости. Нам нельзя писать всей тюремной правды и кривды, даже о том, как нас кормят, какая любовь между нами и администрацией, ибо все это кончится бедою. Конечно, нас не кормят колбаскою, тушенкою и салом, а дают пшенку, перловку и овес, которые в —60 градусов мороза не греют, а тулупы носить не разрешается, чай же крепкий пили все великие люди. Что же они, по-Вашему, чифирили, что ли? Мы чай не жрем ведрами, где его столько набрать, если в месяц отсыпают всего 50 граммов.

Если Вас унижает или угнетает тюремная цензура, то не делайте мне одолжений, не пишите. Ведь миллионы людей переписываются через цензуру… нецензурно ее матеря. Закоренелые зэки обходят цензуру-дуру, как блохи сито. Но в самой тюрьме есть еще тюрьма, о ней и думать страшно. Посылаю это письмо нелегальным путем, чтобы предупредить Вас, что на нашу переписку в зоне обратили внимание. Учтите, что, увлекшись содержанием, могут перепутать конверты, бывают всякие недоразумения, письма бывают и не доходят до адресата.