Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [17]

— Ты почему, взрослая дева, танцуешь по крыше собственного дома?! По головам священных бурханов!!! Я выпорю тебя крапивою! — грозила мать.

На востоке неподалеку лил дождь, на сухом западе догорал небывалый закат. Небо горело, пылало, пело медными, золотистыми цветами. Да, красота превыше священных бурханов, красоту не растоптать.

— В последний раз прыгаю с крыши! — пронзительный холодный замирающий восторг на миг сдавил грудь — и вот на земле цела и невредима, тело в восторге, душа жаждет олимпийских побед.

Поздно вечером я вышла посмотреть на небо: исчезли фантастические краски, на вечернем стальном небе темнела огромная грибовидная туча, похожая на атомный взрыв.

Ночью шла гроза, и, проснувшись от грохота грома, я вылезла в окно. Ливень хлестал меня, под ногами пузырилась и шумела глиняная вода. Густо пахло землею, ее жиро-потом, вольготно дышалось целебным вкусным воздухом. На одном столбе электролампочка вибрировала сизым огнем, на другом горела спокойно. Непроницаемую небесную хлябь ослепительно рвала молния, в полосатом сумраке фонарей сочно мерцали омытые до ран темно-зеленые листья деревьев.

На далекой звезде Венере

Солнце пламенней и золотистей.

На Венере, ах, на Венере —

У деревьев синие листья[4],—

с ночною тоскою по синим листьям декламировала я стихи под ливнем.

Мир был омыт до истязания, звонко журчали темные ручьи, неся земные кровь и пот, далекая тишина и туманы бредили прекрасною сказкою, и мне от полноты счастья хотелось танцевать на радуге.

Моя бедная бдительная мама испуганно выглянула в окошко.

— Мам, я — большая моржиха, я — даже гиппопотам! Там-там-там гип-по-по-там! — и я затопала по луже, раздувая щеки и раскинув руки: «По головам священных бурханов! По головам священных бурханов!»

— Какую я дрянь родила! Нет небесного дня и ночи, чтобы ты не рисковала жизнью! Погоди, сейчас ударит молния и от тебя головешка останется! Кровь сварится, кости обуглятся!

— Разве молния целится в меня? Разве нет на свете громоотводов! Вон корова не чует беды, жует и жует, как жернова… Она и молнию разжует! — Я стояла под ливнем в пенящейся, пузырящейся воде и, жмурясь от молний, отжимала волосы, мыла ливневою водою.

гениальный сон о прекрасном ПРИШЕЛЬЦЕ

Я должна была выйти замуж за Пришельца иных миров, потому что на Земле не нужна была никому.

Выглядываю в окно и вижу, что приземляется, паря как птица, великолепный, будто дельфин, космический корабль.

Распахивается люк, и по трапу спускается юноша в радуге, прекрасный, как бурхан! Глаза у него — два черных солнца, вспыхивают золотыми искрами. Я бросилась переодеваться. Передо мною лежит копна платьев, ни одно не подходит. Стою голышом, на мне ни единой нитки! Но открылась дверь в роковую минуту, и я сусликом юркнула в платяной шкаф.

— Гэрэлма — самая бесстрашная девушка на Земле, и я прилетел за нею, — обращается астронавт к моим родителям по-русски.

Тут восстал мой дух, и тело охватило огнем. Я разом распахнула дверцы шкафа.

— Да нечего было задыхаться в шкафу, — простопросто, по-земному сказал Пришелец. — Тебе незачем носить земные нелепые одежды! — И он обволок меня своею радугою, радуга содержала тоненькую черную полоску…

— Я многому научу тебя, — говорит он, — твой разум проникнет в глубь вещей, как рентгеновский луч. Хочешь заглянуть в глубь себя? — И он мизинцем прикоснулся к моему сердцу, и я смотрела на себя в телескоп и видела себя прозрачною: мой мозг вспыхивал миллионами звездочек-мыслей! Сердце молотило и молотило, словно штампует монеты. Какое мощное, слоновье дыхание легких! Стремителен бег пунцовой крови по сосудам. В крови моей засияли, засверкали, переливаясь, семена чудес, семена иных миров, не отмеченные в Периодической системе гением Менделеева, и я знала, что врет прекрасный Пришелец о моем бесстрашии, ведь я многого боюсь на Земле, что стыдно перечислять навозную дребедень перед высшим разумом, более же всего боюсь войны миров! А клюнул Пришелец на горячечное броуново движение моих элементов чудес. Вот он — «и в божьей правде — божий обман»!

«С этими элементами чудес я никогда не умру!» — сверкнула мысль в озарении, и я звонко рассмеялась*, бег моей крови с вспыхивающими, сверкающими элементами чудес казался мне вечным, ничем и никогда не остановимым, будто я — вечный двигатель!

— Разбегись и прыгни! — попросил Пришелец,

«Поцелуй!» — прочитала я в его черных глазах. Ведь я еще ни с кем не целовалась на Земле.

Я легко-легко разбежалась, и сама земля подалась мне навстречу, в ушах тепло и тоненько запел ветер, в воздухе заструились мои длинные разнузданные волосы в ритме вселенской гармонии. Я мчалась, едва касаясь носками земли, мне было расчудесно от волшебного бега, резвясь, я оттолкнулась — и взлетела в воздух прекрасною ветвистою змеею с коралловыми рогами! Я летела высоко-высоко, поюще и невесомо с семенами чудес, парила, как орленок над моим родным Гэдэном, и приземлилась обессиленная.

— Вот это да! — воскликнул Пришелец совсем как мальчишка. — Ты мне подаришь один коралловый рог?

Глаза у него — два черных солнца — вспыхивали золотыми искрами от восхищения, его радуга переливалась и дрожала. И я с треском открутила ему один свой рог. Да что там какой-то змеиный рог, я сама готова была взойти с ним на костер!