Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [18]
Вдруг всплыл огромный рыжий носорог и прицелился рогом в мое сердце. Носорог был украшен попоною из брезентовой палатки. Могучее разъяренное животное-зверь, трогательно укрытое брезентовою попоною, было до слез земным, родным и милым, и я знала, что бык-носорог не дурак, не станет бодать прямо в сердце! Да это изобретение природы есть не что иное, как грубый мужской панцирь Рыжего Бармалея!
— Для любви нет межпланетной преграды! Виза уже подписана Президентом Земного Шара! — И Пришелец, смеясь над гиблым культом земного бюрократизма, азартно помахал перед рогом носорога драгоценною бланочною бумагою, вибрирующей кружевами тьмы печатей всех стран, и подколол визу на рог!
Назревала драка на почве ревности, и я стала вслух считать государственные печати на приколотом бланке. Надо бы ЭВМ!
— Товарищ Пришелец! Да вы никакой не гуманоид, а очередной аферист с летающей тарелки? А? — промычал рыжий бык.
— А ты кто есть? Пещерный бык-рогоносец! Топай копытами! — и стеганул хлыстом по брезентовой попоне и захохотал! От смеха задрожала его радуга, из глаз брызнули молнии.
Носорог не вынес такого оскорбления и с приколотою на рог визою боднул Пришельца в радугу, и она стала покрываться человеческою кровью, высшею субстанциею миров. Драгоценнейший бланк, подписанный Председателем Земного Шара, растворился в крови.
— Перестаньте! Перестаньте! Я вас обоих люблю! — отчаянно закричала я и, забыв себя, бросилась разнимать драку сдуревших мужчин.
…И тут я проснулась. В глазах еще плыла таинственная радуга. Немыслимым было кому-то на Земле рассказывать такой сон, разве только обогащенным изощренным мифотворчеством современным читателям.
* * *
Узнала, что в Древнем Египте царицы купались в ослином молоке. У нас большая семья, девять ртов. Нам, пятерым детям, вечерами дают по кружке парного молока. Своею порадею я стала умываться, хотя молоко старой Пеструшки потеряло былой вкус и густоту, оно тоже состарилось, стало синеватым, как молоко колхозных коров, закрытых зимою на силосе, или же разбавленное водою. Нет, состарившимся молоком красоту не наведешь, лучше раздаивать засыхающих овец. Я, наконец, выросла на овечьем молозиве. Разве оно хуже ослиного молока? Разве у вредных, упрямых ослиц такое густое, как крем-сливки, молоко?
Да на что молочный цвет лица цариц, если не штурмовать высот?! Я ведь с детства мечтала забраться на вершину самой высокой горы Гэдэн-Баабай. Гэдэн, конечно, не Бурин-Хан, но сказывают, что с вершины Гэдэн виден весь наш Джидинский аймак как на ладони. Меня питала иллюзия, что, взобравшись на вершины гор, приближусь к небесам и тайнам мирозданья.
Греховным считалось в старину бурятской женщине взбираться на обрядовую гору, женщина может собою осквернить дух священной горы и погибнуть от возмездия. Для служения молебна на обрядовую гору поднимались ламы, почтенные старцы и мужи. До восхождения резали баранов, варили их головы и мясо, стряпали мучные бообы в кипящем масле. Сушили пенки и сырки, гнали самогон из молока и хлеба. Туго набивались кожаные мешки и котомки. Посланцы села тщательно наряжались в тэрлиг — летнюю тонкую шубку с подкладкою, подтягивались-затягивались яркими шелковыми кушаками. Из одного кушака почтенного ламбагая, пожалуй, выйдет пара современных платьев. Избранники села седлали лучших скакунов, и важно подпрыгивали радужные кисти на высоких остроконечных стеганых шапках.
«Гэдэн-Баабай! Прими первые священные капли крепкого архи, прими наши дары! Ниспошли на землю щедрые дожди! Убереги хлеб и скот от града, холода!» — молились и падали ниц на колени и лбами стукались о камни. Велика была буддийская вера у бурят. Ламы в экстазе служили молебны и предсказывали людские судьбы. После этого все угощались, опустошая мешки. Возвращались домой поздно вечером с бесконечно протяжными песнями о славных скакунах, степных и горных дорогах и о любимой, всегда единственной в красном сердце. После свершения обряда разговоры шли радостные, лились дожди щедрые, лилось ливнем молоко в зените благоуханного летнего цветения. Славно нынче попотчевали Гэдэн-Баабай! Послал хозяин горы дождей!
«Поднимая пыль золотой Земли, да будем мы живы-счастливы на ладони золотой Земли!» — испокон веков возглашают мудрые буряты.
* * *
Еремей Калашников рассказал мне о своем Сахалине, как там построили железную дорогу Победино — Ныш, о богатстве некогда тюремного острова, сколь реки и моря обильны рыбами, в густых лесах рассыпаны ягоды и грибы. Тучные стада коров бредут по колено в траве и плюхаются на землю под тяжестью утроб и вымени. И как алчно-жестоко кусают всё живое тучи комаров. Еремей дал мне прочитать книгу Дорошевича «Сахалин» 1903 года издания.
— Кстати, о Сахалине. По длинной дороге туда Чехов встретил одну бурятку и попытался с нею заговорить. А бурятка не понимала по-русски ни бельмеса, гикнула на коня и умчалась в степь! Гэрэлма, может, она твоею прабабкою была? — Еремей лежал в степи огромный, гуманный, мечтательный. Прекрасным казался даже шрам-молния, доставшийся в рукопашной с медведем. За пронзительный ток его зеленых глаз мать зовет его Рыжим Бармалеем!
Пятеро мужчин и две женщины становятся жертвами кораблекрушения и оказываются на необитаемом острове, населенном слепыми птицами и гигантскими ящерицами. Лишенные воды, еды и надежды на спасение герои вынуждены противостоять не только приближающейся смерти, но и собственному прошлому, от которого они пытались сбежать и которое теперь преследует их в снах и галлюцинациях, почти неотличимых от реальности. Прослеживая путь, который каждый из них выберет перед лицом смерти, освещая самые темные уголки их душ, Стиг Дагерман (1923–1954) исследует природу чувства вины, страха и одиночества.
Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.
Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.