Бородино - [21]
Так начинается Библия, сказал священник, она начинается с истории творения. И он считает, что возникновение мира нельзя было описать нагляднее, чем это сделано с помощью грандиозных языковых образов Библии. Хор запел: «…Боже, дай нам узреть Твое величие, / не доверяться ничему преходящему, / не возрадоваться тщете; / сделай нас наивными / и пред Тобою на земле, / чтобы были мы кротки и радостны как дети…»[13]
Я подумал о восточной церкви и ее песнопениях. И о том, что там, впереди, на хорах, и стоял Баур полстолетия назад, в коричневых полуботинках конфирманта, запах которых он вспоминал во время прогулки в Ольтене…
«А дальше там сказано, — продолжил священник: — „<…> И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились. Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни…“»[14]
За окном справа качались ветви деревьев.
Не хватает здесь еще и вязов, под сенью которых веками покоились гробницы. В зимнюю пору пушистый иней превращал их кроны в ветвистые рога, принадлежащие существу, которое стоит на страже в ожидании воскресения спящих вечным сном, дабы препроводить их в те края, где нет теней, нет зимы, сказала Иоганна, — так я подумал, когда мы (если верить Бауру) проходили через то место, где прежде эти вязы стояли.
«Моя мама зачесывала волосы наверх; выращивала мяту; срывала ее цветы в ту пору, когда над пшеничными полями дрожал горячий воздух. Особенно высоко она ценила полынь. И порой я вместе с нею, как я уже говорил, приходил к тете Ханне, квартира которой пахла липовым цветом. Но мы и в Верденбург ходили вместе, несколько раз даже в день храмового праздника, который отмечался всегда в первое воскресенье августа, как раз когда поспевали сливы — на дереве перед домом свекрови Гизелы, осанистой женщины строгих правил, мужа которой я никогда в жизни не видел. Впрочем, этот дом стоит до сих пор. Да и вокзал в Верденбурге все тот же. Изменился только зал ожидания, где встроили туалет, который занял половину всей площади зала. В Верденбурге, Биндшедлер, на главной улице был придорожный камень, он находился возле дома, который построили Фердинанд и Гизела. При виде этого камня возникало ощущение, что он раскрывает перед тобой ход времени, как только ты на него усядешься, сразу мелькают дни, ночи, месяцы, годы, лета и зимы», — говорил Баур, разглядывая камень, на котором бронзовыми буквами было написано: Каролина Баур-Кастен.
Побродили по кладбищу, прошли мимо могилы, где захоронена урна того самого Бергера, который всю свою жизнь положил на то, чтобы добиться получения наследства, оставленного ему в Англии; наткнулись на камень с изображением парусника, напоминающий прохожему о Марии Валевской, об острове Святой Елены, о Наполеоне; обнаружили дуб со сломанной верхушкой, открывавший вид на опушку леса с зарослями молодых дубков, трепещущих от ветра, и все это сопровождалось музыкой Бенджамина Бриттена, из вещи, название которой уже стерлось из нашей памяти.
