Борис Парамонов на радио "Свобода" 2007 - [25]

Скандалом это назвать трудно, но некоторый конфуз имел место. С другой стороны, как не увидеть в этом нарушении протокола новый знак триумфального шествия демократии по планете?

Есть слово «церемония» и есть слово «бесцеремонность». Демократии больше идет второе. И тут как раз американцам карты в руки. Тридцать лет назад мировую прессу обошел снимок – прием дипкорпуса в Белом Доме, на котором жена президента Картера  разулась: протягивает какому-то послу руку, а на полу валяются туфли.

Появилась новая манера – «саммит без галстуков». Теперь случается видеть первых лиц не только без галстуков, но и без штанов – во время всякого рода физзарядок. Вообще к чему в наше время даже не викторианский, а средневековый антураж – всякие графы и баронеты? «Сэр» Пол Маккартни женился на уличной проститутке, своего прошлого отнюдь не скрывавшей. Конечно, Кингсли Эмис хороший писатель, но считать автора «Счастливчика Джима» лордом можно, только потеряв даже намек на вкус. Мир не станет стабильнее, если нынешних дебоширов награждать древними титулами.

Точно то же следует сказать и о леди. Одна покойная Диана чего стоит с армией любовников, слезными исповедями на ТВ и абсолютно некорректной смертью. Или ее свойственница и товарка Сара Фергюссон, герцогиня, видите ли, Йоркская. В эпоху папарацци если уж разделась догола на пляже, то  никаким титулом не прикроешься.

Сесиль Саркози уже однажды отличилась – сбежала от мужа с любовником в ту же Америку. К мужу она вернулась, а к президенту, похоже, нет. Даже на выборах за него не голосовала. Демократии, однако, это никак не помешало. Верная жена – это ведь тоже пережиток репрессивной, то есть плодящей лицемерие, культуры.

Этикет и протокол – оттуда, а нынче требуется прямоговорение и свободное выявление чувств, как на рок-концерте. Протокол в суде нужен; «протокольная рожа» называли в советские времена уголовников-рецидивистов. Этикет нынче существует едва ли не исключительно в форме «политической корректности». Корректными нужно быть с нелегальными эмигрантами в Америке: не спрашивать у них бумаг даже при полицейском приводе. А в отношении Белого Дома вполне позволительны неэтикетные вольности: чай, не  маленькие, не обидятся. Сами такие.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/408719.html

* * *

[Русский европеец Николай Трубецкой] - [Радио Свобода © 2013]

Николай Сергеевич Трубецкой (1890—1938) европейскую, даже мировую известность приобрел как лингвист, один из основателей так называемой Пражской лингвистической школы. Этот тот род его деятельности, который обсуждать можно только на профессиональном уровне. Но Николай Трубецкой известен также как один из основателей евразийства — идеологии и политической программы, которые, как оказалось, с годами не только не забылись, но приобретают в России все более широкую известность, и даже некоторую политическую актуальность.

Началом евразийства можно считать работу Трубецкого «Европа и человечество», вышедшую в 1920 году в Софии, где тогда очутился он в эмиграции. Все евразийцы были эмигрантами; до известной степени евразийство вообще можно считать психологической реакцией на поражение антибольшевистских сил в событиях революции и гражданской войны. Эмиграция в целом негодующе остро переживала пассивность Запада, нежелание его помочь антибольшевистским силам. Но этой помощи и не надо было ожидать и не надо просить, она не нужна — вот новая нота, привнесенная евразийцами. И сюжет первым сформулировал Николай Трубецкой.

Нужда в европейской образованности, говорит Трубецкой, появилась в России как вполне понятный инстинкт самосохранения — ее необходимость диктовалась, прежде всего, военными соображениями. Но Петр чрезмерно увлекся вестернизацией России и вырыл в ней две пропасти — между ее настоящим и прошлым и между верхами и низами русского общества. Россия так и не смогла стать в ряды европейских стран, полностью ассимилировать европейскую культуру, потому что европеизм России культурно чужд самой массе русского народа. Трубецкой пишет:

Обе основные идеи, которые в разных комбинациях друг с другом создавали все разновидности русских политических направлений, — идея русской великодержавности и идея осуществления на русской почве идеалов европейской цивилизации, — были в самом своем корне искусственны. Обе они явились порождением реформ Петра Великого. Петр вводил свои реформы насильственно, не спрашивая, желает ли их русский народ; и потому обе идеи, порожденные его реформами, остались органически чуждыми русскому народу. Ни Россия как великая европейская держава, ни идеалы европейского прогресса русскому народу ничего не говорили. Европейская великодержавность России, с одной стороны, и европейское просвещение верхов русской нации, с другой, могли продержаться довольно долгое время над русской почвой при условии искусственной бессловесности и пассивности народных масс. Но и то, и другое неминуемо должно было дать трещину и начать разваливаться, как только зашевелилась самая народная масса, составляющая природный фундамент всего здания России.