Борьба Иви - [52]

– К счастью, денег я ей не дала. Не успела, – мягко сказала мама. – Но… но я ей поверила. А когда поняла, как сглупила, это было очень неприятно…

– Хелен, что произошло? – Папа взял маму за руки и с беспокойством посмотрел ей в глаза. – Что она сделала?

– Она говорила со мной, изображая Дэвида. – У мамы дрожал голос. – Она обставила всё очень хитро, но ей можно было особенно и не стараться. Это были только общие фразы. Правда, один раз она ошиблась, но я сама придумала оправдание для этой ошибки. Потому что мне очень хотелось поверить.

– И что же открыло тебе глаза?

Мама рассмеялась:

– Макс. Когда всё произошло, это было ужасно. Но потом даже я поняла, что получилось смешно. Она устроила материализацию спиритической руки…

– Что?! Прости меня, Хелен, но это уже полный бред.

– Да… Теперь я понимаю. Но всё было настолько реально… В темноте, под её жуткие стоны и хрипы… Мы все были на взводе, нам так хотелось поверить!

– Погоди, что значит «мы»? Ты привлекла к этой пакости ещё и девчонок? – Папа сердито повысил голос, и мама вся сжалась.

Иви и Китти перестали притворяться, что они не подслушивают, и подошли к родителям.

– Как раз хорошо, что мы тоже там были, – сказала Китти, пристально глядя на папу. – Честное слово, пап. Маме было так грустно! Тебе легко запрещать, но ты совсем не подумал, что ей нужно хоть с кем-нибудь поговорить.

– Китти, не надо… – слабым голосом попросила мама. – Я всё понимаю, Чарльз. Я виновата. Я сделала глупость. Но ты меня рассердил. Ты не хотел ничего слушать. Просто ушёл, хлопнув дверью. И что мне ещё оставалось?

Папа тяжко вздохнул:

– Да, наверное, я тоже был в чём-то не прав. Так что там произошло, Иви? Что опять натворило это чудовище в облике таксы?

– Макс не чудовище. И он ничего страшного не натворил – просто съел спиритическую руку Юджинии. Она лежала на краю стола, Макс подпрыгнул и схватил её зубами. И прежде чем ты начнёшь говорить, что мне надо лучше воспитывать свою собаку, я скажу сразу, пап: он никогда больше не будет хватать со стола еду, и особенно всякие непонятные спиритические руки, потому что она была сделана из говяжьей печёнки, причём явно протухшей, и Макса потом целый вечер тошнило.

– Значит, он угостился протухшей печёнкой? – Папа сморщился, изо всех сил стараясь сохранить серьёзность, но не выдержал и расхохотался. – Так ему и надо, воришке! Но мне всё равно непонятно, Хелен, почему миссис Уизерилл и вся компания старых гарпий так на тебя ополчились?

Мама тихо вздохнула:

– Юджиния – протеже Элис. Та с ней носится как с писаной торбой и злится, что я обидела её любимицу, которой она безоговорочно верит. Или просто убеждает себя, что верит.

– Даже после сенсационного разоблачения с говяжьей печёнкой? – Папа покачал головой, продолжая тихонько посмеиваться. – Мне уже самому интересно, как она объясняет столь явный обман.

Мама пожала плечами:

– Не знаю. Но у меня ощущение, что на моё чайное собрание почти никто не придёт. Элис та ещё сплетница.

Папа фыркнул, тряхнув головой:

– Да ну, брось. Как раз наслушавшись сплетен, придут как миленькие. Тебе ещё чашек не хватит на всех, помяни моё слово. Соберёшь для больницы целое состояние.

* * *

Наступила зима. В этом году она была не такой лютой, как в прошлом – когда Дэвид писал, что все окопы засыпаны снегом почти до краёв, и горько шутил, что ощущает себя облысевшим белым медведем, – но всё равно невероятно тяжёлой и мрачной. Иви уже и не верилось, что эта тоскливая, серая и промозглая зима когда-нибудь закончится.

Для Иви и Китти – и, наверное, для папы тоже – зима началась в ноябре, когда пришло письмо от инструктора, занимающегося дрессировкой Брэнди.

Он замечательный пёс – умный, послушный, прилежный – и настоящий трудяга, как и все эрдельтерьеры. У нас здесь в основном колли, лерчеры[5] и эрдельтерьеры, и именно эрдельтерьеры наиболее ответственно и серьёзно подходят к работе. Уверяю вас, здесь его никто не обижает. Мы обращаемся с ним очень ласково, и ему нравится обучение. Дело в том, что собаки должны гордиться своей работой и получать от неё удовольствие. Брэнди готовится стать связным, и на фронте ему предстоит доставлять сообщения, преодолевая немалые расстояния: в две или даже три мили. Ему надо будет всегда возвращаться ко мне, и, чтобы ему захотелось вернуться как можно скорее, он должен видеть во мне своего друга и источник всего, что есть радостного и приятного.

Поначалу его немного пугала артиллерийская стрельба, но теперь он уже старый служака, «стреляный воробей», и грохот пушек беспокоит его не больше, чем мушиное жужжание. Может быть, даже меньше. Он полон рвения и рвётся в бой, что весьма хорошо, потому что нас скоро отправят во Францию. Точную дату назвать не могу по причинам, не требующим объяснений. Я знаю, что Брэнди меня не подведёт и не раз даст мне повод гордиться его достижениями. И вы тоже будете им гордиться.

Артиллерийская стрельба! Бедняге Брэнди, такому ласковому и домашнему, пришлось привыкать к грохоту пушек. Это ужасно. На самом деле ужасно. И всё же после письма от инструктора, с которым Брэнди поедет на фронт, у Иви чуть-чуть отлегло от сердца. По крайней мере, теперь она знала, что о Брэнди заботятся, что его любят и ценят. Она хорошо понимала, что имел в виду инструктор Марш, когда написал, что Брэнди ответственно и серьёзно подходит к работе. Он всегда был ответственным и серьёзным. Всегда заботился о безопасности Иви и Китти, считая себя их защитником и практически старшим братом, а от Алекса так и вовсе не отходил ни на шаг. Несомненно, он понимал, что маленький озорник Алекс больше других нуждается в присмотре. Когда они все втроём лазили по прибрежным камням на пляже, Брэнди зорко следил, чтобы никто не упал, и он не единожды отгонял Алекса от края обрыва на склонах утёса. Алекс вечно возмущался, что Брэнди слишком уж его опекает – даже хуже, чем мисс Дженнингс, – но на самом деле он обожал Брэнди. Иви никак не могла решить, хорошо это или плохо, что Алексу так и не суждено было узнать об отъезде Брэнди на фронт. Он бы точно гордился таким героическим псом, но, наверное, скучал бы по Брэнди даже сильнее, чем Иви и Китти. Однако старался бы этого не показать, потому что мальчишкам не положено распускать нюни.