Борьба или бегство - [81]

Восхищение природой переполняло меня; странным образом оно отождествлялось с любовью к Наде. Когда-то она научила меня видеть прекрасное, и теперь мне хотелось делиться с ней этими чудесами.

* * *

На третий день нас ждало первое испытание — перевал Рамзая и восхождение на пик Арсеньева, а затем спуск с него — с другой стороны гряды.

Гриша разбудил нас пораньше. Все были немного возбуждены предстоящим переходом, и стартовали мы с опережением графика на десять минут. Тропинка попетляла по лесу и вывела нас к реке, вдоль которой мы двинулись к горной гряде. Пик Арсеньева затягивали тяжёлые облака.

Через час, уже на подходе к перевалу, начал накрапывать дождик. Это было весьма некстати. Пик окончательно скрылся в тучах. Перевал Рамзая ещё был виден, но выглядел зловеще от наползавшей на него грозной тени. Дождь усиливался.

Ещё некоторое время мы шли по тропе, плавно поднимавшейся вдоль перевала. Затем она затерялась среди камней, и мы повернули налево — в сторону вершины. Наклон здесь составлял, по моим прикидкам, около двадцати градусов, и постоянно увеличивался. Желая быстрее преодолеть подъём, я обогнал проводника и первым стал взбираться наверх. Двигаться приходилось траверсом31, совершая длинные зигзаги по склону. Через некоторое время я уже мог, не сгибаясь, дотянуться до склона рукой. Под ногами шуршала «сыпуха» — мелкие камни с песком, — а кое-где приходилось ступать по валунам с острыми краями. Камни намокли, многие шатались, и каждый приходилось предварительно прощупывать.

Примерно на четверти подъёма я оказался выше соседнего холма, который раньше прикрывал от ветра. Сильнейший порыв тут же толкнул слева, и я едва не грохнулся животом на камни. Колкий ливень теперь тоже бил под углом. Рюкзак был в чехле, а я — в дождевике. Это спасало вещи от промокания, зато делало из меня ходячий парус. Стоило повернуться вправо, чтобы сделать очередной зигзаг, — и ветер упирался в грудь, отказываясь пускать вперёд. Каждый шажок давался с трудом. Под дождевиком, курткой и флиской всё тело взмокло. Дождь колол лицо и стекал за воротник. Вода была повсюду.

Штаны, которые мне в магазине зарекомендовали как «практически непромокаемые», прикрывались дождевиком только наполовину и промокли до нитки. То же самое произошло с ботинками и носками: холодная вода хлюпала внутри.

Шаг, ещё шаг, остановка. Проверяю ногой следующий камень — шатается. Меняю направление подъёма — пять шагов по «сыпухе». Следующий валун… сойдёт. Делаю шаг. Ветер усиливается и прижимает к скале — выставляю руку и упираюсь в склон.

Один раз я проехал на «сыпухе» около метра вниз, но упёрся носками в склон, а руками ухватился за камни наверху, и самопроизвольный спуск остановился. Мои строительные перчатки насквозь пропитались грязью и дождевой водой. Когда я был уверен, что уже вижу перед собой вершину перевала, это оказалось всего лишь изменение угла наклона — подъём продолжался.

* * *

Я всё же дошёл. Взобравшись на хребет, сбросил рюкзак на камни. В подарок мне ветер разогнал облака. На километры вокруг бугрились невысокие горы в окружении тёмного леса, а вдалеке синело озеро Имандра. За моей спиной хребет взбирался наверх — прямиком в серую дымку. Где-то там был пик Арсеньева. Я полной грудью вдохнул ветер с клочками тумана.

* * *

Как ни странно, в походе порой можно молчать в течение целого дня пути. Участники иногда перебрасываются короткими фразами: «я помогу», «подождём остальных». Время от времени кто-то припоминает анекдот, подходящий к ситуации. Но такое общение происходит довольно редко: движение с тяжёлым рюкзаком по наклонным поверхностям вынуждает беречь дыхание. Да и внимание приходится концентрировать на том, куда ставишь ногу, чтобы эту самую ногу не сломать, или самому не упасть ненароком в какую-нибудь пропасть. Я часто вставлял в уши наушники и часами шёл под музыку. Этого нельзя было делать на крутых каменистых склонах, где пропущенный крик «Камень!» может стоить жизни, а на обычных тропках и равнинах — пожалуйста. Если в тишине я мог сосредоточиться на движении и очистить голову от мыслей, то музыка буквально приводила меня в состояние транса. Движения становились более ритмичными, а усталость отходила на второй план и даже доставляла удовольствие. Мысли под музыку текли свободнее.

Я задавал себе простые вопросы и старался отвечать на них от чистого сердца, не допуская ни капли лукавства.

Люблю ли я Надю?

Да.

Надя по-прежнему была для меня самым близким человеком. Я думал о ней каждый день, мечтая снова оказаться в её объятиях.

Уверен ли я, что хочу снова встречаться с ней?

Нет.

Сейчас, как никогда раньше, было очевидно: решение вновь добиться Нади будет иметь ключевое влияние на всю мою дальнейшую жизнь. Сейчас у неё был шанс полюбить другого мужчину и построить своё счастье с ним. Я уже принёс ей столько боли, что попросту не имел права повторять этого. Значит, если мы снова будем вместе, то это на всю жизнь — или пока Надя меня не разлюбит. У меня уже не будет возможности сбежать от её комплексов и страхов — только бороться с ними плечом к плечу с ней. Нужна была твёрдая уверенность, что я готов к этому. Ну и, конечно, верность: на всю жизнь остаться с одной девушкой.