Борьба или бегство - [41]

2

В день отъезда я с самого утра был на взводе. Начиналось всё, однако, очень мило. Таня, вскочившая ни свет ни заря, примчалась в аэропорт за три часа до рейса. У табло она ещё бойко знакомилась с ребятами, а в предполётной зоне — уже приготовилась впадать в спячку. Кое-как я затолкал её в самолёт — оставлять её в Москве в мои планы не входило — и здесь она отключилась уже окончательно, сползая по креслу вбок и едва-едва не утыкаясь лбом мне в плечо. Пахла она сладко. Как дыня.

По дороге от Москвы до Фента мы разменяли две электрички, два автобуса и одно пузатое такси, взмокли, отбили бока чехлами и чемоданами, а заодно — просадили кучу денег. В рублёвом эквиваленте цены выглядели мрачно. В другой ситуации это могло бы испортить мне настроение, но только не сейчас: все мои мысли и чувства сосредоточились на Тане. Каждый её взгляд или случайное касание отдаляли меня от славного звания «человек разумный», приближая к «человеку влюблённому». Критическое восприятие и юмор вытеснялись кое-чем примитивным, но оттого не менее сильным: жаждой.

На месте мы были только ближе к полуночи. Фент состоял из пары десятков домов. Наш напоминал тот, в котором мы с Надей останавливались в Германии: три этажа, массивные деревянные стены с резьбой, скатная крыша, весёлая хозяйка. Даже, пожалуй, чересчур весёлая. Она много и громко шутила на ужасном английском: мало того, что из-за акцента разобрать слова было непросто, так ещё и некоторые она, похоже, невзначай заменяла немецкими. О времени, когда нужно было смеяться, мы догадывались по интонации. С честью выдержав это испытание, мы разошлись по номерам.

В полутёмной прихожей мы с Таней сбросили на пол чехлы с досками. Меня уже почти трясло. Я взял Таню за плечи и повернул к себе. Этого момента я жаждал так сильно, что на какое-то время он стал для меня и смыслом, и целью. Страсть копилась неделями, капля за каплей падая на камни, и вот теперь передо мной шумела река. Я приник к ней губами, пошатнулся и ухнул с головой.

Когда мы оторвались друг от друга, в ушах у меня шумело. Таня молча смотрела на меня, и в её глазах мне почудились электрические всполохи.

Внезапно я почувствовал, насколько мне жарко, и негнущимися пальцами стал расстёгивать куртку.

* * *

Наш номер оказался очень просторным и состоял из спальни и гостиной, совмещённой с кухней. Деревянные стены прекрасно сохраняли внутри тепло. Повсюду висели фотографии: похоже, это были несколько поколений семьи нашей хозяйки. Вместе со старомодной деревянной мебелью это создавало настоящий зимний уют.

Я посчитал спальные места. Их оказалось шесть: два на кровати в спальне, два на диване в гостиной и два на креслах.

— Надо было всем вместе сюда заселиться, — сказал я. — Ребята просто заходили бы всегда по-тихому.

— Можно было бы им в окно верёвку спускать.

— А лучше — верёвочную лестницу. В следующий раз мы подготовимся лучше: экономика должна быть экономной! — я воздел палец к потолку.

Испытание, к которому я так долго готовился, было совсем близко. В груди и ногах поселился холод, и в ду́ше я долго не мог отогреться.

Только приняв горизонтальное положение, я осознал истинную степень своей усталости. Помимо того, что я целый день провёл в дороге, меняя транспортные средства и таская багаж, меня ещё и морально вымотало волнение. На секунду прикрыв глаза, я почувствовал, как комната вокруг меня начала вращение, и поскорее распахнул их снова.

Таня закончила водные процедуры и зашла в спальню. Длинная серая футболка с енотом… и всё. Нет, конечно, трусики под футболкой имелись, уверен в этом… Я залюбовался стройными и сильными ногами.

— Хорош пялиться! — проворчала она, покосившись на меня.

— Да ладно, твои ноги — не худшее зрелище. На что в этой комнате ещё пялиться?

— Ты всегда был мастером делать комплименты.

Таня выключила свет и залезла в постель. Я попытался обнять её, но она лежала неподвижно, и это оказалось непростой задачей. Поднявшись на локте, я поцеловал её, но губы, меньше часа назад отвечавшие мне страстно, теперь безжизненно ослабли. В смущении я отстранился. Глаза ещё не привыкли к темноте, и безэмоциональное лицо Тани показалось мне маской. Меня едва не передёрнуло.

— Что я делаю не так?

— Всё это — плохая идея, — скучно ответила она.

— Почему?

Внезапно губы её искривились от подступающих рыданий. Она отбросила одеяло и села на колени, уставившись на меня. В темноте я смутно различал растрёпанные волосы и маленький упрямый подбородок.

— Если я пересплю с тобой, то буду считать себя шлюхой!

Ой-ёй-ёй. Приехали.

— Послушай, Тань… Ты мне нравишься. И не говори, что я не нравлюсь тебе — после твоего поцелуя я в это не поверю.

— Нравишься! Но я встречаюсь с Андреем.

Вот теперь, судя по голосу, она готова была расплакаться.

— Ты его любишь?

Она молчала.

— Не знаю, — наконец ответила она. И всхлипнула, опустив голову.

— Послушай, если бы ты его любила и изначально была против секса со мной, то не давала бы мне надежду, не соглашалась бы жить со мной и не целовала бы меня!

Возможно, в моих словах была и своя правда, и своя подлость, но это меня абсолютно не интересовало. Рядом со мной сидела на кровати девушка, которую я хотел до безумия. Мой разум не отключился, нет, он мобилизовал свою немалую дипломатическую хитрость для достижения одной цели. Если бы я считал, что помочь может признание в чувствах, или, скажем, отрицание любой эмоциональной составляющей, или шантаж — думаю, я пошёл бы на это, не задумываясь. Я заговорил высокопарно: