Большой дом. Пожар - [91]

Чего в сущности хочет муж? Уж не думает ли он, что девочке придутся по вкусу его слова? В таком случае он ошибается. Речи мужа бередили ей сердце. Может ли она в чем-нибудь упрекнуть его? Сознает ли он, по крайней мере, смысл своих слов? «Ах ты деревенщина, — мысленно крикнула ему Мама. — Низкий, низкий человек!»

— К ней сватаются, — продолжал Кара.

— Ай, ай! Ты говоришь об этом в ее присутствии, — упрекнула его жена. — Зхур, выйди во двор. Кто сватается? — спросила Мама, когда сестра, опустив голову, вышла из комнаты.

— Женщины всегда торопятся, выкладывай им все сейчас же.

— Почему ты не хочешь сказать мне? Боже мой, возможно ли это?

Он смотрел куда-то в пространство, медленно пережевывая хлеб.

— Посмотрим.

Посреди двора, усевшись на ящике, Зхур без передышки сбивала масло. Мама отправилась за водой. Было душно, но дождя как будто не предвиделось. Облака над горами тихо ползли по небу. Зхур казалось, что земля и вместе с ней весь мир кружится, как колесо большой прялки. Серые долины были одеты серебристой листвой олив, обрамленных черными пашнями. Вода из источника, рождавшегося на горе, текла недалеко от дома, шагах в пятидесяти. Слышно было, как она журчит. Она брала начало у кривых стволов фиговых деревьев и неслась среди полей прямо к ферме. Усадьба как бы лежала в ее гибких объятиях.

Зхур, оставшись дома, с регулярностью маятника двигала поршнем маслобойки, издававшим глухой звук. Ее руки при каждом движении касались груди, обрисовывавшейся под туникой. У нее были широкие бедра и крепкое тело. Еще несколько месяцев назад Зхур была девчонкой. И вот неожиданно ее тело налилось, созрело. Кожа у нее была удивительной белизны. Густые волосы ложились мягкой черной волной. Мужчины, увидев ее, останавливались, у них перехватывало дыхание. Она вдруг почесалась сквозь одежду, а затем, подняв рубашку, начала скрести живот ногтями. Во влажном воздухе носился слабый запах кислого молока, смешиваясь с более густым духом навоза и лошадиной мочи, шедшим из открытой конюшни.

Зхур вышла из своего оцепенения, увидев легкую, уродливую тень, приближавшуюся к ней и сначала походившую на тень какого-то тощего аиста, а затем — огромной черепахи. Но превращения на этом не кончились. Послышался вкрадчивый и размеренный шаг Кара. Он приближался к девушке. Туфли без задников на толстой подошве иногда громко хлопали, ударяясь о голые пятки. Он остановился слева от Зхур, и только тогда девушка поняла, что он обращается к ней: он говорил о масле, о завтраке, о кладбище и еще о чем-то — о вещах, совершенно для нее безразличных. Она, не вникая в смысл его слов, отмечала, что они слабо отдаются у нее внутри. Кара продолжал говорить, наклонившись к ней. Теперь она даже не пыталась вслушиваться, чувствуя, что ее окутывает мужская стихия. Зимнее солнце, появившееся в этот миг, было сероватое, тусклое, невесомое.

Вся похолодев и внутренне сжавшись, она все же делала вид, что слушает его, не изменяя почтительной и спокойной позы. Казалось, неторопливому журчанию его речи не будет конца. Когда Зхур наконец подняла голову и повернулась к Кара, она заметила, что он не сводит глаз с ее голых ног. Она тотчас же поджала ноги под себя. Он спросил:

— Так как же?

Но ей нечего было ему сказать. Кара продолжал:

— Не думаешь же ты ждать и ждать без конца. Тебя надо выдать замуж.

— Я не знаю…

Она опустила глаза. Вдруг она поняла, почему он здесь, возле нее, и быстро подняла голову движением, в котором чувствовался вызов. Она молча смотрела на большое рыхлое лицо Кара, выражавшее высокомерие и угрюмость; черты его отяжелели. Слабое пламя ненависти зажглось в сердце девочки. Оба они слышали шум приближавшихся частых шажков Мамы. Грязный пес, этот Кара!

Он удалился, прихрамывая; этот человек был уже не молод, и все же казалось, что в его грузном теле живет чудовищная слепая сила. Мама возвращалась с двумя полными ведрами, оттягивавшими ей руки. Дрожащая, раскрасневшаяся, она резким движением поставила ведра, почти бросила их, и немного воды расплескалось вокруг. Когда она опять подняла ведра, чтобы отнести их в дом, на земле остались два влажных круга, но вода тотчас же впиталась. Мама быстро прошла расстояние, отделявшее ее от дома. Она оглянулась на сестру, неподвижно сидевшую посреди двора, и, к большому своему удивлению, увидела в глазах Зхур, следившей за ней, какое-то странное выражение.

«Посмотришь на девочку, и всякое приходит в голову, — подумала Мама. — Мне надо знать, что происходит. Сегодня же вечером объяснюсь с мужем. Боже мой, как меня беспокоит этот ребенок. Ее присутствие убивает меня!»

Мама не вполне отдавала себе отчет, до какой степени ее младшая сестра невинна. Сама чистота Зхур беспокоила ее, вселяла в нее тревогу. Но бывают вещи, которые боишься узнать. Неужто любовь к сестре незаметно потухла в сердце Мамы? Вспомнив странное выражение на лице Зхур, она вдруг тайно пожелала ее смерти. Но тут же опомнилась.

Она все еще была во власти этих мыслей, когда увидела, что девочка встала и пошла к воротам. Почему она уходит, покидает дом? Зхур быстро удалялась; туника, облачавшая прекрасное в своей юной женственности тело, била ее по ногам. Девушка направлялась к источнику. Какое-то детское нетерпение было в яростных взглядах, которые она бросала вокруг себя.