Большой дом. Пожар - [73]

Хамид говорит: «Мерзавцы! Мерзавцы!» И отдает им на растерзание свое униженное, обнаженное тело, принимая как честь их оскорбления.

Стоит сильный холод, пронзающий тело, точно ледяной свет.

Хамид слышит какой-то звук и кричит:

— Кто идет?

Вокруг него блестят миллионы маленьких огоньков, и все же они кажутся угасшими.

«А! Понимаю, — думает он. — Я нахожусь в луна-парке».

И тотчас же снизу чей-то голос произносит:

— Э-э!..

— Кто это? — спрашивает он.

Он смотрит во все глаза; огоньки исчезают, поглощенные ночной тьмой, и он ничего не видит.

— Кто это? — снова кричит он.

— Э-э! — отвечает голос.

— Э? — переспрашивает он. — Как, и это все?

— Э! — опять отвечает голос.

Хамид решает идти на голос и поднимается.

— Кто вы? — спрашивает он у голоса. — Вы обмываете мертвых?

Голос отвечает:

— Нет, я полицейский.

Голос звучит издалека. Души мертвых опять засветились, и все же попрежнему не видно ни зги.

— Вы, наверно, здесь дежурите?

Полицейский смеется.

— Нет, — говорит он, — я отдыхаю.

— Как? В луна-парке?

— Это тихое, спокойное место, — отвечает полицейский. — Да и лотерея меня интересует.

— Значит, вы пришли сюда поразмыслить о своих поступках?

— Имейте в виду, — говорит полицейский, — что это не мои мертвецы. Этих людей убили другие. А у меня покойников еще нет, пока у меня только живые. Вот о них я и думаю. Вы знаете, как легко сделать живого мертвым! Участь этих живых меня очень занимает.

— Среди всех этих мертвецов нет ни одного вашего? Удивительно! Как же так? Ни одного во всей этой толпе мертвецов?

Полицейский глумливо замечает:

— Шутка не плоха, а?

— Бьюсь об заклад, что здесь есть ваши покойники. И, может быть, больше, чем вы думаете.

Полицейский соглашается:

— По правде говоря, у всех нас, вероятно, есть здесь свои. Что касается меня…

— У вас их должно быть больше, чем у других… Скажите правду! Я подчеркиваю — у вас!

— Ах, в таком случае…

Полицейский замолкает. Повидимому, он жалеет, что проговорился.

— Не может этого быть, — возражает он.

— Ну, ну! Стыдно бывает только незаконнорожденным детям.

— Я вас не понимаю.

— А в дальнейшем вы будете понимать меня еще меньше. А ведь то, что я говорю, совершенно ясно. Только незаконнорожденным…

— Это я слышал…

— Чего же вы хотите?

— Я все еще не понимаю.

В ответ доносится возглас из глубины ночи:

— Не может этого быть!

Полицейский замечает:

— А если бы и так! — Он продолжает: — Все люди таковы. Я, когда был ребенком…

Черную, как сажа, ночь прорезает рев.

— Вы, ребенком?..

— А почему же нет? — спрашивает полицейский. — Почему же не быть ребенком, прежде чем стать мужчиной? Что в этом странного?

Никакого ответа.

— Почему вы закричали и почему вы молчите теперь?

Полицейский начинает сердиться.

— Что тут необыкновенного — быть ребенком? — спрашивает он. — Вы-то разве не были ребенком?

В ответ — глубокое молчание.

— Ничего не вижу в этом странного.

Из глубины ночи опять раздается голос.

— Но вы! — говорит этот голос.

— Что я?

— Разве вы были ребенком, который голодал, который бегал босиком по замерзшей грязи?

— Ну и что же?

Помолчав, полицейский добавляет:

— Все мы начали с того, что были детьми!

— Не понимаю!

— Вот, например, — говорит полицейский, — мальчик Омар…

И тотчас же из темноты доносится яростный вопль:

— Мальчик Омар!

— Чего вы кричите? — спрашивает полицейский. — Нет ничего особенного в том, что на свете есть мальчик по имени Омар. Бедный мальчик!

— Но я знаю ребенка, которого зовут Омар!

— Ну и отлично, — говорит полицейский. — Но больше вы ничего не знаете.

— Лжете вы! — вдруг раздается резкий голос. — Лжете! Лжете! Не знаете вы мальчика по имени Омар — это невозможно. Вы сочиняете! И не только сочиняете, но насмехаетесь надо мной, обманываете, хотите, чтобы я поверил, будто вы знаете мальчика по имени Омар… Вы хотите у меня что-то выведать… Не тут-то было! Зря вы мне говорите, будто знаете этого мальчика. Вы полицейский, хотя в данную минуту вы только дух, и сдается мне, что вы совсем забыли об этом. Не может быть, чтобы вы знали Омара.

— Как? Я? — спрашивает полицейский.

— Вы.

Полицейский смеется.

— Э! — говорит он.

— Позвольте, позвольте я расскажу вам одну историю — именно вам, полицейскому агенту.

Где-то близко звучат слова, страшные слова, непрерывным потоком несущиеся из глубины ночи: в них слышится ужас.

— Вы слушаете меня?

— Да.

— Почему вы, полицейский, не вмешались и не защитили маленького чистильщика сапог? А ведь вы были здесь поблизости.

— Откуда вы знаете? Была кромешная тьма.

— Но вы где-то прятались.

— Ну да, я присутствовал при этом.

— Вы все видели и не сделали ни одного движения, чтобы защитить этого мальчика. Вы присутствовали в темноте при всей этой сцене и даже бровью не повели.

— Я все видел.

— Убивали ребенка, а вы смотрели и молчали!

— Это верно, но ни я и никто другой не могли даже пальцем тронуть этих людей: они находятся под Высоким Покровительством.

За этими словами следует молчание, молчание почти гробовое.

— Пожалейте меня! Я только бедный человек, вынужденный зарабатывать кусок хлеба. Что я мог сделать?

— Не старайтесь разжалобить меня. Вы только полицейский агент и ничего больше!

— Ладно. Я полицейский агент. Пусть так!