Большой дом. Пожар - [7]

Трудно было понять, что означает этот шум; жильцы торопливо выбегали из своих комнат и собирались во дворе. Шепот, резкие выкрики, писк младенцев, шлепанье босых ног раздавались на галереях, во дворе, в комнатах. Куда девалась тишина и густая теплота раннего утра? Занималась заря. Ночь уходила медленно, словно крадучись.

Удары дверного молотка, затем сапог сотрясали обитую гвоздями дверь, которая все же не открывалась. Во дворе никто и не думал подойти к ней. Все спрашивали друг друга:

— Что это? Да что же случилось, люди добрые?

Омар прыгнул на лестницу и исчез так быстро, что мать даже не успела глазом моргнуть.

— Омар! Омар! Вернись! Лихорадка тебя возьми!

Мальчик нырнул в толпу женщин во дворе и стал у входа в коридор.

— Тише! Тише! — приказали ему.

— Айни, замолчи, — крикнула Зина. — Фу ты! Дай послушать, что происходит. Что такое стряслось?

Не слушая увещаний, сыпавшихся со всех сторон, Айни упрямо вопила:

— Омар! Вернись, дрянь ты этакая, иначе я на куски тебя растерзаю.

Угрозы ее, как всегда, не возымели никакого действия.

Поднималось какое-то лихорадочное оживление. Женщины советовались друг с другом: что же делать? Открыть или нет? Всеми овладевала тревога. Старая Айша шажком приплелась во двор, держась за стены. Она подняла глаза к небу и стала вполголоса молиться:

— Боже, услышь мою молитву, защити и сохрани нас.

Она стала на колени. Ее губы чуть заметно шевелились.

Вышли и мужчины, но не дальше, чем за порог своей комнаты. Некоторые завязывали шнурок, которым были стянуты их пузырившиеся шаровары. Одна из женщин решила:

— Куда ни шло, открою. По крайней мере, будем знать, в чем дело.

Это сказала Санния: она не боялась ничего на свете и всегда делала то, что говорила.

— Это полиция — кто же еще? Разве не слышишь, какой они подняли содом? Только полиция может так ломиться.

Человек, громким голосом произнесший эти слова, замолчал.

Все были того же мнения.

Санния все-таки приоткрыла дверь и высунула голову: конечно, полицейские, целый десяток. Они столпились в переулке. Санния отшатнулась, но овладела собой и спросила, что им здесь нужно. Ну и Санния! Не робкого она была десятка!

— У нас нет ни воров, ни преступников, — сказала она. — Чего вы хотите?

— Чего мы хотим! — заорал один из полицейских. — Дай-ка пройти!

Полицейские бросились в проход. Среди них рысцой трусил низенький толстяк в светлокоричневом костюме. Он старался не запачкать его.

Испуганные женщины бросились врассыпную, как стайка вспугнутых воробьев, и скрылись в первых попавшихся комнатах. От страха они потеряли голову.

Омар один остался во дворе. Кровь стучала у него в висках. Полицейские! Сердце чуть не выскочило из груди. Пригвожденный к месту, он хотел и не мог крикнуть: «Мама»!

Лоб покрылся испариной. И вдруг он завопил:

— Полицейские! Полицейские! Вот они! Вот они!

Он думал: «Ma! Я никогда больше не буду тебя огорчать, только умоляю: защити меня! Защити меня!»

Он всем существом жаждал быть подле Айни, чтобы она оградила его своим материнским всемогуществом, воздвигла вокруг него непреодолимую стену. Он так боялся этих полицейских! Полицейские — он их ненавидел! Где же мать? Где силы небесные, охраняющие его дом? Вне себя, он продолжал кричать:

— Полицейские! Полицейские!

И внезапно обретя способность двигаться, он укрылся в комнате у Лаллы Зухры.

Блюстители порядка заняли двор. Они крикнули, обернувшись лицом к дому:

— Успокойтесь! За себя вам нечего бояться: вам мы не причиним зла. Мы делаем свое дело и только. В какой комнате живет Хамид Сарадж?

Тот полицейский, который вначале откликнулся на вопрос Саннии, теперь заговорил по-арабски.

Все молчали. Большой дом как бы вымер в одну минуту; и все же чувствовалось, что он насторожился и внимательно следит за происходящим.

— Значит, не знаете?

Опять наступило молчание. Атмосфера накалялась. Полицейские почуяли, что Большой дом вдруг стал им враждебен. Большой дом вызывающе замкнулся в своем страхе. Большой дом, чей сон и мир они нарушили, оскалил зубы.

Полицейские стучали тяжелыми каблуками по звонким плитам. Эхо еще расширяло зону пустоты, образовавшуюся между домом и посланцами Власти.

Вдруг в первом этаже шумно хлопнула дверь, и на пороге показалась низенькая фигура Фатимы. Полицейские целой стаей налетели на нее.

— Не утруждайте себя зря, — сказала она, — моего брата здесь нет.

Двое полицейских стали по бокам Фатимы, но это, по-видимому, нисколько не испугало ее; другие в мгновение ока ворвались в комнату.

Женщины, одна за другой, возвращались во двор. Старая Айша смело заговорила:

— Что он сделал, этот парень? Мы его знали вот таким, когда он еще бегал по улицам. Его никогда не приходилось бранить. Он и мухи не обидит. Да и чем бы он мог обидеть кого-то?

Слышали они или не слышали слова Айши? Полицейские и глазом не моргнули; их пустой взгляд ни на ком и ни на чем не останавливался.

В доме стоял гул, как в потревоженном улье. Все женщины говорили разом. Становилось все более шумно.

Полицейские, загнав Фатиму в комнату, производили обыск.

В это время из темного угла, где сидел, весь скорчившись, Омар, послышались всхлипывания. Мальчик вдруг сообразил, что он забежал к Лалле Зухре. Он и сам не знал, почему. Он был доволен, что очутился именно здесь. Славная женщина, эта Лалла, она ему нравилась. У нее было кроткое лицо — такого выражения он никогда не видел на других лицах; она всегда улыбалась.