Большой дом. Пожар - [65]

Слово взял Иссани Исса:

— Если мы все собрались сегодня, то это именно для того, чтобы мир перестал подвергаться оскорблениям.

Это было первое собрание. Хамид Сарадж понимал, что надо дать людям выговориться. Нельзя было считать это время потерянным. Разговоры не имели прямого отношения к собранию. Напротив. Хамид многое узнавал из сказанного и понимал, что теперь феллахи говорят вполне откровенно. Каждый говорил то, что думал, без робости и без стеснения. А это было главное.

Присутствующие уже начали беспокоиться, не слишком ли затянулся спор двух мужчин, когда в разговор вмешался Бен-Салем Адда:

— Почему вы молчите о колонистах? Все, что вы сказали, рассудительно и мудро. Но к чему все это? Вы ни единым словом не обмолвились о тех, кто поселился здесь на наше горе. От них и пошли все беды! Говоря о зле и умалчивая о его виновниках, вы только зря мелете языком. Мы жалкие люди, согласен! Но это потому, что мы слишком заняты злом и недостаточно интересуемся его причиной. А говорить надо именно о виновниках зла. Я прошу прощения у присутствующих, у всех вас, люди. Если я сказал об этом, то потому, что, сдается мне, именно так надо рассуждать.

Бен-Салем Адда выкрикнул все это с излишним возбуждением. Его худое лицо говорило о горькой нищете обездоленного алжирца. Однако никто ничего не ответил.

У феллаха Бен-Салема Адда — горячая кровь. Не стоило на него сердиться: он никого не хотел обидеть.

Но вопрос был поставлен. И странное дело: можно было подумать, что никто этого не ожидал.

Феллахи были удивлены, но не разгневаны, как недавно. Нет, они стали только еще мрачнее и задумчивее.

Хамид Сарадж был доволен. Вопрос поставлен правильно. Ему захотелось первому ответить Бен-Салему Адда. Но Сид Али уже взял слово.

— Нигде в мире, конечно, пришельцы не были лучше встречены, чем французы у нас. А как ответили они на нашу дружбу, которая была настоящей, искренней? Клянусь в этом землей, по которой мы все ступаем. Как они ответили? Равнодушием, а чаще всего презрением. Они не пожелали видеть в нас людей, равных себе. Выказали нам пренебрежение. Мы знаем цену своей дружбе. И мы, не колеблясь, отдали свое сердце. А кому, спрашивается? Эти люди оказались недостойными дружбы. Они попрали ее ногами! Они создали себе богов и хотели, чтобы и мы преклонялись перед ними. Да будут благословенны твои предки, Бен-Салем: ты дал мне возможность высказать то, что было у меня на сердце.

Сид Али был простой феллах, но он так и сказал: эти люди оказались недостойными дружбы, они попрали ее ногами.

С ним очень считались во всей округе. Вместе с другими феллахами он решал всякие дела, шел ли вопрос о разводе или о ссоре, которую требовалось уладить… Чаще всего о каком-нибудь деле чести. Свое мнение он высказывал после зрелого размышления, и оно обычно бывало принято. Люди благословляли небо за то, что оно ниспослало им такого руководителя.

Сид Али еще раз попросил слова.

— Нам было решать, принять их дружбу или нет. Но все изменилось, потому что мы, не раздумывая, предложили им свою дружбу. Теперь они по праву наши должники. А как они ведут себя? В лучшем случае снисходят до нас. Можно ли тут говорить о дружбе? Они скорее оказывают нам милость, а с этим еще труднее примириться, чем с презрением. Неправда, скажете вы, среди них есть честные, искренние люди! Да, но равнодушие их убивает. Мусульмане для них другая раса, как бы вовсе не люди! Вот почему они потворствуют самым жадным, самым недобросовестным личностям, нога которых когда-либо ступала по земле. В этом они виновны и несут все, сколько их ни есть, огромную ответственность. Кажется, чего проще? Бороться надо против них всех. Те, которые действуют, как бандиты с большой дороги, не дураки: они нашли средство спрятаться за Францию и возложить на нее ответственность за свои действия. Но это им удалось из-за всеобщего безразличия. Разве не во имя Франции совершаются на нашей земле величайшие гнусности? Не во имя ли Франции экспроприируют и крадут? Не во имя Франции бросают людей в тюрьмы? Не во имя Франции заставляют их голодать? Не во имя Франции совершаются убийства? Имя Франции связано с делами слишком грязными. Мы никогда не забудем о том, что Франция в конечном счете ответственна за все эти преступления. Какое нам дело до того, что Франция — великая и прославленная страна! Одобряет ли она все это или нет? Пусть те французы, которые не одобряют этого, поднимут голос! Да так, чтобы мы их услышали.

Последние слова феллах произнес громко, как бы обращаясь к невидимым слушателям. Затем продолжал более спокойно:

— Никогда еще тирании не удавалось взять верх над народом.

— Объединение народов развеет в прах тиранию на всем земном шаре, и люди протянут друг другу руки через границы, — добавил в эту минуту Хамид Сарадж.

— Уже давно наш народ ничего больше не ждет от Франции. Теперь он надеется только на самого себя.

— Конечно, — перебил его Хамид. — Но, мне кажется, ты не учитываешь одного. У них тоже много таких людей, как мы! Да, в их собственной стране! И что они делают, как вы думаете? Выступают против своих властей.