Большой дом. Пожар - [53]

Почти ласково он согласился:

— Вот как мы живем в нашей стране, сынок!

— Как же? — спросил юноша. — Как мы живем?

— Не богатеем.

— Ну и что же? Дело не в этом. Можно прекрасно жить, не богатея… Оно, возможно, и лучше. Если бы только была работа, если бы можно было ее найти…

Ба Дедуш отвернулся.

— Мне надо идти, малыш, — сказал он. — Меня ждут внизу. Я там нужен.

Камни вырывались у них из-под ног и с шумом катились по крутому склону. Хашими и Ба Дедуш перескакивали со скалы на скалу. Земля затвердевала под лучами солнца, как хлебная лепешка.

— Эй, эй!.. Наплевать на безработицу! — прокричал старик, борясь с ветром.

Разговаривать становилось невозможно. Ветер загонял слова обратно в глотку. Ба Дедуш мог бы сказать, что, хотя у него и мало работы, есть люди, которые, пожалуй, никогда не работали; что такова жизнь; что во всей стране одинаковое положение… Но ему не удалось ничего сказать из-за ветра. И не о тех людях, которые никогда не работали, собирался он говорить.

Потому что папаша Дедуш всю свою жизнь копался в земле. А теперь состарился. Конечно, он еще не дошел до конца пути, но от этой жизни чувствовал себя очень старым. Он многое потерял. Он уже не был таким хорошим работником, как прежде, и фермеры знали об этом.

— Самое большое зло не безработица! — крикнул он. — Нет. Я не всегда был безработным. И если я обошел из конца в конец весь Алжир, так это для того, чтобы люди не говорили…

Он сразу замолчал, дыхание у него перехватило. Ему пришлось проглотить собственные слова.

Наконец он смог выговорить:

— Хуже бывает, когда мы работаем. Виноградники, фермы… работа там тяжелая. Вот наибольшее зло.

Он указал рукой на деревню.

— Разве из-за безработицы я, Ба Дедуш, состарился? Разве из-за нее мне некому помочь и у меня ничего не припасено, чтобы прожить остаток своих дней?

— Нет! Признаю!.. — прокричал юноша.

— Вот таким, каким ты меня видишь, я тянул лямку всю свою жизнь. А теперь состарился!

Он был стар, проработал всю свою жизнь, и теперь у него ничего не было, хотел он сказать.

— А все те, кто работает? — крикнул он опять. — И все те…

Он взглянул на виноградники, на большие поместья, лежавшие у их ног.

— Знаешь что, Хашими?

— Что, Ба Дедуш?

— Колонисты несчастны…

— Разве…

Порыв ветра унес конец фразы.

— Я всегда трудился, как раб, — проревел старый феллах. — Никто так не трудился на их землях, как я. И я их не боюсь.

— Ты прав, чертовски прав.

— Я просто плевал на них, знаешь? Но меня бесит то, что они всё прибирают к рукам…

Хашими сказал:

— Ты прав. Они всё прибирают к рукам!

— У меня была земля, клочок земли… Ты не помнишь.

— Не помню. Это был, наверно, крохотный клочок земли…

— Но это была моя земля. У меня имелась кой-какая живность и собственные семена… Да коровенка местной породы.

— Как, у тебя была корова?

— Был у меня и домик. Я счастливо жил со своей женой и дочкой Рим… Ты не помнишь. Тебя тогда еще на свете не было!

— Я так давно знаю тебя! Возможно, я был еще мал. Но помню твою дочку… Она была хорошенькая.

— Да. Колонисты всё у меня взяли.

— А… колонисты…

Оба феллаха остановились, чтобы осмотреть горизонт. Казалось, они думали о чем-то другом.

Как только младший из них повернулся лицом к солнцу, стало заметно, что у него под глазами черные круги. Малярия истощала его; взгляд лихорадочно блестел. Лицо с едва пробивающейся кудрявой бородкой казалось желтым.

— Я был молод и силен, как и ты, Хашими. Я работал, как негр.

— Конечно, Ба Дедуш…

— Это они откладывают деньги.

— Конечно…

— Их владения так разрастаются, что не знаешь, когда этому придет конец.

— Несчастные…

— И они отравляют жизнь тех, кто работает на них.

— Они очень несчастны, Ба Дедуш…

— И среди них даже есть наши друзья.

— Возможно ли?

— Да, есть среди них люди, которые говорят, что они наши единственные друзья.

— Правда, они так говорят?

— Они очень несчастны…

— Да, несчастны: загребают деньги лопатой.

— Конечно.

— Неужели они вас прогнали, как собак?..

— Да, мы не хотели уходить. И все же они нас прогнали. Вышвырнули силой!..

— А!

— Вот именно, силой.

— Уж эти колонисты…

— Да…

— Они делают, что хотят…

— Будут еще плохие дни…

— Ты стареешь. Они говорят, что ты ни на что больше не годен, ведь так? А они никому не обязаны помогать.

— Это правда…

— Но я еще молод и могу работать, не правда ли, Ба Дедуш?

— Ты еще молод и можешь работать.

— А колонисты…

— Да, зато феллахи счастливы. И должны помогать этим беднягам колонистам!

Они смотрели друг на друга, странно помаргивая. Несколько мужчин кучкой собрались на дороге — черные пятна на фоне яркого дня.

— Скорее, сынок, — сказал старик.

Они продолжали спускаться.

— Но деньги, Ба Дедуш. Ненавистные деньги, будь они трижды прокляты! От них сердце черствеет и становится твердым, как кость.

— А, деньги!

— Конечно…

— И все это сделали мои старые друзья. Они у меня отобрали землю, дом. Все взяли. Мы говорим о том, чего не понимаем. Деньги делают людей несчастными…

— О да!

— Такими несчастными…

Старик умолк. Казалось, он опять думал о чем-то другом. Да, наверняка о чем-то другом.

— Как они несчастны! — вздохнул он наконец. — И какое несчастье их ждет, ведь придет же день, когда больше не будет колонистов!