Большой дом. Пожар - [24]

Феллахи жили именно так, как говорил Хамид Сарадж. Омар несколько раз бывал в Бни-Бублене с Зхур, сестра которой была отдана замуж в это горное селение. В Верхнем Бни-Бублене земледельцы, в том числе и Кара Али, жили неплохо. Но зато на противоположном склоне… Однажды Омар купался с товарищами в водоеме, в конце усадьбы Кара, среди зелени шелковиц, фиговых и крапивных деревьев. Здесь начиналась тропинка, терявшаяся где-то вдали. Омару неожиданно пришла в голову мысль пойти по ней, чтобы увидеть, куда она приведет. Он думал, что за этими пашнями тянутся другие, но сразу же вышел на дорогу, ведшую в Себду, и попал в Нижний Бни-Бублен. Как правильно говорил Хамид, мужчины, женщины, дети и животные ютились там все вместе в горных пещерах. Над их головами было кладбище, живые обитали под мертвецами.

* * *

Контуры далеких строений вырисовывались на фоне ночного неба в черной рамке открытой двери. Они были так отчетливы, что врезались в мозг. Эта картина вызвала у Омара странное чувство, будто он забыл что-то тяжелое, но оно вот-вот схватит его за сердце, словно притаившаяся боль. Однако позабытое никогда не бывает так страшно, как то, что засело в памяти: ох, это проклятие, которому женщины только что предали его! Собственная жизнь внезапно предстала перед ним во всей своей жестокости. И она суждена ему на веки вечные!

Стояла августовская ночь. Белый холодный отблеск смывал черноту неба. Омар оглядел комнату, сияющую и кое-где темную. Порог купался в лунном свете, который дотянулся до спящих и украдкой лизал их ноги.

Мальчик беспрестанно ворочался с боку на бок на своей подстилке. Он не мог уснуть. Одежда мешала ему. В самую глухую пору ночи все они обычно начинали чесаться. Ногтями подолгу скребли живот, зад, бедра. Едва только наступала темнота, как клопы вылезали из своих щелей и расползались по постелям. И хотя стены были побелены, насекомые всегда в них водились. По нескольку раз за ночь Айни зажигала свет и давила их. Днем на стенах были видны появившиеся после этого бурые следы. Тут ничего нельзя было поделать. Да и без клопов тело вечно чесалось.

Омар, которому не хотелось раздеваться при сестрах, ложился спать в рубашке и штанах. Кусок старого брезента служил ему одеялом. В темноте он сбрасывал его с себя, снимал одежду и ложился голышом прямо на пол. От этого на некоторое время появлялось ощущение прохлады. Однажды ночью мать посоветовала им спрыснуть водой постели. Сделав из своей постели настоящую лужу, Омар лег на нее. Но после он так занемог, что навсегда потерял охоту повторять этот опыт.

Занавеска была приподнята, и среди сгустившейся в комнате темноты дверь открывала доступ в глубокий и светлый мир ночи. Со своего места Омар следил за небом, которое начинало слабо фосфоресцировать, поглощая звезды. Он лежал рядом с матерью; по другую сторону от нее спали сестры. Мальчик не смел туда взглянуть, опасаясь, как бы его глаза, привыкшие к темноте, не увидели их обнаженными. Эта мысль на мгновение ошеломила его. Он ощутил неясное беспокойство.

Вдруг свежий ветерок коснулся его тела. Омар услышал глубокое и мерное дыхание спящих. Он поймал себя на том, что пересчитывает звезды. Всякий раз, видя падающую звезду, он испытывал в сердце боль, словно от удара. Он закрыл глаза, чтобы звезды не видели его.

Жара и неизменно сопровождавший ее голод мешали им спать по ночам. Голод был с ними неразлучен, он мучил сильнее, чем жара. Он сжигал Омара невидимым пламенем и слегка опьянял. Тело, ставшее вдруг слишком легким, слишком хрупким, не давало ему погрузиться в глубину ночи, где сон — лишь игра крови и желаний. Странные водоросли с корнями, плывущими между небом и землей, обвивали, опустошали его тело, оставляя одну оболочку. Причудливые растения вырастали с быстротой молнии, словно взвившиеся вверх ракеты, и гибли за несколько секунд. И продолжал жить только маленький далекий огонек, сжигавший мальчику внутренности, в то время как он плыл затерянный, завороженный по недвижным волнам ночи.

Айни вдруг заговорила. К кому она обращалась? Кто мог ее услышать? Уж не разговаривала ли она сама с собой?

— Я надорвалась от работы. Сил больше нет. Еле держусь на ногах. Моего заработка не хватает даже на хлеб. Ведь я работаю из последних сил. А что в этом проку?

Омар почувствовал, что и сестра слушает. Ауиша ничего не говорила. Он тоже слушал молча. Чувство нестерпимой неловкости овладело им. Где витали мысли матери, в дебрях какой ночи? Айни надолго замолчала.

Из угла, где она спала, доносился какой-то приглушенный шум. Она то вытягивала ноги прямо на полу, то прикладывала к нему руки с повернутыми вниз ладонями. Бессонница мучила Айни. Омар наблюдал в темноте за всеми ее движениями, а сам лежал неподвижно, будто спал. Когда она вновь заговорила, это было так же неожиданно, как и в первый раз.

— Нельзя больше так жить, — продолжала она. — Ауиша, ты присмотришь за детьми, если я отлучусь. Я решила ехать в Уджду, опять привезу отрезы шелка. Некоторые женщины постоянно этим занимаются. Почему бы и мне не делать того же? Моя старшая сестра ведь не зря разъезжает. Не проходит недели, чтобы она хоть раз не поехала туда. Ты думаешь, она ничего на этом не зарабатывает? Почему же тогда она так часто оставляет своего старика с детьми и отправляется в Уджду? Она наживается на этом, уверена. Я тоже поеду. Ты останешься с детьми, пока меня не будет.