Большое небо - [73]

– Это значит «в тюрьме», – пояснил Соня для Гарри.

Фокусник склонил голову набок, согласившись с такой трактовкой.

Они прервались, чтобы фокусник отмерил виски в два захватанных стакана. От состояния этой посуды с Кристал случился бы припадок.

– Плеснуть тебе каплю, Гарри? – спросил фокусник.

– Нет. Но спасибо.

Виски был дешевый, купажированный. Гарри знал, потому что отец покупал дорогой односолодовый. По совету отца Гарри попробовал, но его замутило от одного запаха. «Да, виски надо пить, пока не пристрастишься», – сказал отец. Гарри считал, что, пожалуй, пристращаться к виски как раз-таки не надо.

– А бебе куда дел? – спросил Соня.

– Каррину? Ее танцовщицы развлекают.

В последний раз заглянув к ним в гримерную, Гарри обнаружил, что его сестру накрасили – тени для век, губная помада, вся физиономия в блестках. Танцовщицы размалевали ей ногти зеленым, а шею и вообще почти всю Каррину целиком замотали в боа из перьев. Страшно представить, что сказала бы Эмили, узрев такой наряд.

– Извините, – сказал Гарри всей гримерной: несколько девушек ходили там плюс-минус полуголыми.

– Да нормально, – пропела одна. – Ты тут уже все видел.

Что, про себя отметил Гарри, не совсем правда.

– Девки сожрут ребенка живьем, – угрюмо посулил фокусник.

Соня достал пачку сигарет, угостил фокусника и сказал:

– Дай прикурить, Гарри, будь другом?

Гарри услужливо поднес огонек.

– А научите меня фокусу? – попросил он фокусника.

Тот собрал карты, картинно их перетасовал, раскрыл веером и сказал:

– Выбери карту – любую карту.

Из дверей гримерной Баркли прямо на Гарри выскочила девушка. И удивила его, спросив:

– Ты, часом, не Гарри?

– Я Гарри.

– Ой, отлично. – Шотландка: она сказала «ытлишно». – Мистер Джек тебя спрашивал. Ему нужны таблетки, он не может найти. Я ему дам, если скажешь, где взять.

– Он здоров? – спросил Гарри. – Его что, опять накрыло?

– Он, кажется, немножко расстроился, – сказала девушка.

Гарри не знал, почему у Баркли нет при себе таблеток, и понятия не имел, где они в таком случае обретаются. Он сунул голову в гримерную кордебалета, и Каррина, увидев его, визгливо возликовала. К ее туалету добавили тиару – дешевую, со стразами, девчонки надевали такие для кордебалета под «Бриллианты девушке лучшие друзья»[107].

(– И это правда, – сказала Гарри одна танцовщица. – Ты об этом не забывай.

– Постараюсь, – пообещал он.)

Тиара была Каррине сильно велика – приходилось держать, чтоб не сползала. Гарри спас сестру от танцовщиц (а то сожрут). Надо стрельнуть у Сони средство для удаления макияжа, пока Кристал не пришла. (Да где ж его мачеху носит?)

Нет, таблеток Баркли девчонки не видели, и чревовещатель тоже. И Коко (по словам чревовещателя). Проиграв этот раунд, Гарри вернулся к Баркли. В гримерке возникла еще одна девушка, и вдобавок к ним туда набился Соня, так что теснота была умопомрачительная.

– Они, оказывается, у Джессики Рэббит[108] были, – сообщил Баркли, предъявив Гарри флакон.

– Мне вчера отдали в больнице, – пояснил Соня. – На хранение.

– М-мудак, – лаконично высказался Баркли.

– Вы как себя чувствуете, мистер Джек? – спросил Гарри.

– Замерз как собака. Закрой дверь, а?

В гримерке стояла удушающая жара. Может, Баркли и впрямь болен – на здорового человека он не похож, но он ведь никогда не похож на здорового человека. Гарри поступил, как просили, и вздрогнул: лицо Баркли омыло гримасой полнейшего ужаса. Словно узрел какую-то призрачную жуть. Рот раззявился, открыв крысиные зубы в никотиновых пятнах. Баркли трясущейся рукой указал на Гарри.

– Что? – перепугался тот: на ум пришел полуразложившийся сын, который явился на порог в «Обезьяньей лапке»[109], – этот рассказ в последнее время не давал Гарри спать по ночам.

– У тебя за спиной, – пропел Соня, черпая, видимо, из своего опыта выступлений на рождественских елках.

Гарри развернулся рывком, ожидая очутиться нос к носу по меньшей мере с вампиром, и увидел, что́ потрясло Баркли. На внутренней стороне двери красной краской было тяп-ляп намалевано одно слово сплошь заглавными: «ПИДО».

Ну чесслово, подумала Реджи. Хоть бы грамотно писать научились.

Из коридора нерешительно постучали, но никто ничего не сказал, так что отвечать пришлось ей:

– Войдите.

Все опять принялись толкаться, чтобы в гримерной уместился еще один человек. Из-за двери выглянула бестелесная голова чревовещательской куклы – неопознанной и отталкивающе уродливой пернатой дичи.

– Коко, уебывай! – заорал на нее дрэг-квин.

Из коридора донеслась возня – похоже, Коко там с кем-то поцапалась, – и, завершая состав этой труппы отщепенцев, в гримерную втиснулась жена Томми Холройда. Вот небось каково в Калькуттской «черной дыре»[110], подумала Реджи. Только здесь хуже.

– Мама! – возопило дитя, все в блестках, перьях и до сей минуты невидимое, и потянулось, желая на ручки. В голосе у девочки звучало облегчение – и ее легко было понять.

– Миссис Холройд, – сказала Реджи. – Какая встреча. До чего тесен этот мир.

Чудны дела

Ваше имя упомянули в связи с одним из лиц, которых мы проверяем, и мы хотим задать вам несколько вопросов, если вы не против. Почему? При чем тут вдруг