Большое небо - [39]

На Джексона он даже не смотрел – сидел за столом и подчеркнуто возился с писаниной.

– «Нет, девочки не пропадали» или «Нет, вы не скажете, даже если пропадали»?

– Именно так.

– Что – девочки не пропадали?

– Девочки не пропадали, – вздохнул дежурный. – А теперь вы пойдете «расследовать» куда-нибудь отсюда подальше?

– И на Эспланаде нет камер, которые могли снять, как девочка садится в машину?

– Нет.

– Нет записей или нет камер?

Камеры – они же повсюду. В Великобритании шагу не ступишь – везде всё снимают. Красота.

– И то и другое.

– И вы не пробьете по базе номер машины?

– Нет, сэр, но уже подумываю задержать вас за то, что впустую тратите мое время.

– Ничего не подумываете, – ответил Джексон. – Слишком много писанины.

Дежурный, как ни отбивался, рюкзак все же забрал – пообещал записать в «потерянное имущество».

– За ним никто не придет, – сказал Джексон.

– Тогда, сэр, оставьте свое имя и адрес, и если никто не обратится, через полгода получите назад.

Джексон сфотографировал рюкзак еще в коттедже – он нынче фотографировал все подряд: вдруг понадобятся улики, никогда ведь не знаешь. И все равно отдавать не хотелось: рюкзак – единственная осязаемая связь с неуловимой девочкой, а теперь и он растворится где-то во тьме хранилища.

Джексон сел в «тойоту» и покатил обратно вдоль побережья. Назад на ранчо, прикидывал он, звякнуть кое-кому, стребовать старые долги, попросить помощи. Освободившись от музыкальных предрассудков Натана, он полистал свой плейлист и поставил Лори Маккенну. Ему всегда казалось, что Лори поняла бы его меланхолическую жилку. «Увечу тебя»[54], – пела она. Люди только тем всю жизнь и заняты, нет? Так или иначе.

Джексон вздохнул. День не успел особо раскочегариться, но обещал уже меньше прежнего. В лавке Пенни Рулькин для таких обстоятельств подходящей таблички не найти.

Дама с собачкой

Диспетчерская удивила – позвонила, спросила, не уехали ли они с А165.

– Еще тут, – сказала Ронни. – Только проехали Бёрнистон-роуд.

– Тогда разворачивайтесь и дуйте на запад. Сообщают, что убийство. А у нас тут в городе затык – заезжие байкеры, молодежные беспорядки, не разбери-поймешь. Вы ближе всех.

Ронни и Реджи переглянулись – брови-губы скачут, глаза выпучились. Иногда у них как будто телепатическая связь. Ронни рьяно вбила адрес в навигатор.

– Из особого тяжа скоро приедут, но подержите оборону, пока они не доберутся?

Им двоим полагалось обеспечить неприкосновенность места преступления, не более того. Это же все-таки не их территория.

– Без проблем, едем.

Они ухмыльнулись друг другу и врубили мигалку с сиреной. Реджи поправила солнечные очки на носу, осмотрелась и поддала скорости. Водила она аккуратно. Мягко говоря.

– Мать честная, – сказала она, старательно изображая Таггарта[55]. – Пр-роизошло убивство.

– Чё? – переспросила Ронни.

Если по-честному – а они почти всегда предпочитали по-честному, – Ронни и Реджи признались бы, что чуток нервничают. Обе видели немало смертей – наркота, бухло, пожары, утопления, суициды, – но прямо-таки убийств им особо не попадалось.

В службу 999 позвонил некто Лео Паркер, арборист, который прибыл на территорию «свалить ствол» (на слух Реджи, больше похоже на мафиозную разборку). А обнаружил тело – на газоне лежала женщина. Свалили, подумала Реджи.

– Больше ничего не знаем, – сказала диспетчерская. – Все «скорые» застряли на этом крупном инциденте, но человек, который позвонил, уверял, что женщина мертва.

На подъезде к бунгало стоял фургон с надписью «Лучезарное лесоводство» на боку, а перед ним припарковалась огроменная машина – видимо, рубильная. По виду – не подавится, если скормить ей дерево. Или, если уж на то пошло, труп.

На пассажирском сиденье фургона сидел и курил мужчина, бледный как полотно (Реджи обожала это выражение).

– Мистер Паркер? – спросила Реджи, но он показал на другого, менее бледного и полотняного, – тот стоял у боковой садовой калитки. В обвязке, с поясом для инструментов, а на голове пучок под викинга.

– Любит себя человек, да? – шепнула Ронни.

Когда они приблизились, выставив удостоверения, он недоверчиво скривился. Представители общественности и даже преступники (разумеется, порой – мало того, зачастую – это одни и те же люди) нередко говорили им обеим, что они «очень маленькие», или «очень молодые», или то и другое разом. И тогда Ронни отвечала: «Ага, повезло нам, скажите?» – а Реджи думала: «Кий-я!»

– Мистер Паркер? Я детектив-констебль Реджи Дич, а это детектив-констебль Ронни Дибицки.

– Я подумал, надо покараулить, – сказал Пучок. – Обеспечить неприкосновенность места преступления.

В спасательную службу звонил он?

Он.

А в доме кто-нибудь есть, он не знает?

Он не знает.

Ронни обогнула дом, позвонила в парадную дверь, громко постучала. Свет везде горит, но внутри никого.

А с кем мистер Паркер должен был тут встретиться?

– С хозяйкой. Я ее раньше не видал, мы только по телефону разговаривали. Мисс Истон.

– Как Шина?[56] – переспросила Реджи, записывая фамилию в блокнот. – А имени вы не знаете?

Имени Пучок не знал. Знал только, что она попросила свалить дерево.

– Платан, – прибавил он, словно это важно для дела. Потом вынул из-за уха помятую самокрутку и закурил. – Вон там, – сказал он и сигаретой указал в сад.