Больше света белого - [8]

Старичок в фуражке кивнул головою на его слова и произнес неизвестно к чему: Да, вот у нас на фронте был один старшина, хохол, так он чуть что не по нем, сразу кричит: У! такие разэтакие! сейчас повишу усих за кутак!

Послушав его тонкий, дефективный голос, каждый подумал, что очевидно, старшина этот от своего слова не пятился.

- Да что,- сказал Андреевский,- я сам был старшиною на фронте два года в гвардии,- знаю...- он поглядел на оставшихся возле него двоих собеседников, выбрал Полину и ткнул ей в плечо пальцем.- Вот ты послушай, какие передачи-то по телевизору теперь кажут,- сказал он ей, а Полина подумала: Ну, теперь, наверное, будет синяк.

- Передачи-то, я говорю, какие: выйдет серьезный мужик - ну, усы такие я тебе скажу... да... Подумаешь сразу, что сейчас что-нибудь дельное скажет. А он этак вальяжно: Крутите барабан, господа,- называйте вашу букву... Вы получаете миллион, а вам достаются одни дырки от миллиона - что значит нули,- и ему баранки в мешочке баба ногастая подает.- Вы отгадали все слово - заработали суперприз.- Заработал, угу,- буковку угадал. Тьфу, черт, срамота! Одни только деньги на языке, деньги, деньги - развращают народ. Как будто русскому человеку кроме как о деньгах и подумать не о чем?  И потом, пылесос - ну что это за суперприз такой - пылесос?  У каждого есть, я так думаю, дома пылесос. А хоть бы и нету.  Ну, пусть даже выиграют автомобиль. Так что, автомобиль - это по-вашему -  суперприз?- спросив это он отчего-то указал на свой "Запорожец" с инвалидными знаками на стеклах, стоявший неподалеку от них, и в котором сидели на заднем сиденье и мирно беседовали две старушки: его жена и жена Германа Ермакова.

- Нет, суперпризом можно назвать лишь такое, о чем мечтаешь всею душой, о чем и мечтать-то даже не решишься,- а тут тебе суют пылесос... Так я говорю?- и он снова собирался ткнуть в Полину пальцем. По счастью, в это время вернулся Юрчик и Полина шагнула к нему.

- Ну, что там -  с машиной?- спросила она.

- Да что... шофер вчера напился на Первое мая - и ключи потерял от машины, и документы,- весело объявил Юрчик. Полина сделала расстроенное лицо, выражающее: Ну вот, я так и знала!

- Да ты не пугайся,- балабонил радостно Юрчик.- Если бы я не работал шофером в гараже... А раз я у них работаю - то начальник сказал, что другой пошлет грузовик, уже вызвали с выходного водителя с этой машины.

- Я!  я! - заякал опять, якало,- рассердилась на него Полина за то, что он не сразу сказал, что все нормально.- Ладно, поговори пока с Федором тут, а я пойду в дом.

Она уже хотела было идти, но старичок в фуражке ласково спросил у нее:

- А оркестр будет, скажите?

- Какой еще - оркестр?  В праздники-то?  Да разве кого-нибудь соберешь - все же пьяны. Хорошо еще хотя бы памятник и остальное все сумели достать.

- Все-таки, лучше было бы - с оркестром,- мягко возразил старичок.Нужно было обратиться в Совет ветеранов. Он ведь - участник. Да... он добровольцем ушел на войну, 23-го июня,- сообщил он Федору Андреевскому.

Полина обидевшись, что этот ничего не принимающий, видимо, во внимание старик осуждает ее дела, фыркнула и ушла в подъезд, а Федор Андреевский нагнулся над ее мужем и затрубил:

- Я сейчас начал, Юрка, твоей жене говорить, какие передачи по телевизору показывают теперь... Каждый день, да через день; снова, да ладом,- церкви и церкви - и там все эти, "новые". Они, слушай, ночь, видно, пропируют на банкете, а утром в церковь приедут, да телевизионщиков с собою прихватят, и стоят там важничают: вроде бы они бога узнали и верить начали полюбуйся на них, народ. А физиономии-то у них такие осоловелые... Интересно только, где это они увидели своего бога - на банкете в рюмке, что ли?  А чего ради - объяснить тебе?  вдруг им понадобилось водить дружбу с попами?..

Юрчик смиренно закатил вверх глаза и начал тоскливо смотреть на разглагольствующего Андреевского...

3.

В просторной комнате Хариных через час стало душно и тесно от зашедших в нее людей.

Полина вынула у отца из пальцев оплавившуюся свечу, которая от ее дуновения испустила последнее, вытянутое в сторону пламя, и убрала ее к телевизору. Два брата, двигаясь боком, подкатили к растворенному гробу табурет с матерью. Старушка все-таки успела немного соснуть и теперь себя чувствовала посвежевшей.

Началось последнее прощание перед выносом тела...

Полина Игнатьевна, старушка, жена покойного наклонилась над ним, посмотрела на его неподвижное лицо и заплакала.

- Вот, батюшка, дожили мы с тобой вместе до каких годов - что время пришло нам с тобой умирать,- хлипло произнесла она, и, накрыв одной своей большой ладонью его тонкую кисть руки, а другой - обхватив его волосы надо лбом, нагнулась к нему ближе и поцеловала его в чуть улыбающиеся прохладные губы.

- Ступай, батюшка, ступай с богом,- отслонившись от него и вытирая глаза концом плата, проговорила потом она и перекрестила его лицо и грудь:  Не поминай нас там лихом...- Полина Игнатьевна чуть еще не добавила, что, они с ним на том свете, быть может, скоро увидятся, но увертливым женским умом сразу сообразила, что ее муж на том свете может, пожалуй, попасть в такое место, где оказаться за ним следом ей не было никакого резона.