Больше света белого - [10]

Оставшаяся в квартире молодая толстая баба, внучка старухи, уложила ее в постель, где она сразу успокоилась и, отдыхая на боку, стала наблюдать, как Ольга убирает в углу табуреты, открывает вентили на батареях центрального отопления, чтобы прогреть комнату, снимает белые простыни с телевизора, с зеркала на стене и с серванта, в котором за посудой так же виднелось зеркало, сворачивает и укладывает простыни в шкаф.

Правнуки - оба в теплых костюмчиках, оба кареглазые и до чрезвычайности лопоухие, катали по очереди друг друга на бабушкином табурете с колесами. Старуха, улыбаясь, сказала им: Мне маленькой батюшка сделал, помню, такую же вот, скамеечкю, приладил к ней колеса и говорит мне: "На вот, Полинка, тебе деревянную лошаду, катайся на ней..." Вот и на старости снова покататься пришлось на деревянной-то лошаде...

В резком солнечном свете, хлынувшем в комнату из окна, когда Ольга раздернула шторы, старуха хорошо видела их знакомые личики. Пашка, слабенький костлявый мальчишка, очень шаловливый, и которого за доставляемое им беспокойство она не любила, имел удлиненный разрез глазенок, когда смеялся выставлял два белых заячьих зубика и очень отчего-то походил на китайца. Его сродный брат Сашка, внук Ирки от ее старшей дочери, происходил по отцу из чистокровных татар, но тем не менее, ничем на татарина не походил, подтверждал всем своим видом народное мнение, что от брака русских с татарами родятся очень крепкие и смышленые дети, был любимцем старухи и, пока его не сердили являл из себя очень ласкового, любознательного ребенка, говорил чисто и уже знал почти весь алфавит; когда же его сердили чем-нибудь, то он как-то неприятно, по-татарски, - мстительно

и безудержно злился и этим приводил в смущение и пугал всю свою русскую смирную родню.

Братья играли недолго - вскоре они табурет не поделили, соскочили с него на пол и подрались. Они посещали одну группу детского сада и оба научились там драться по-взрослому: размахивая кулаками и пиная ногами прежде же они умели только бороться.

Пашка первым начал, он, размахнувшись ручонкой, залепил брату по щеке плюху и звонко выкрикнул: "Кья-я!" Сашка моментально ему сблямбал в отместку, но тот на этот раз не заплакал, а вцепился в Сашку, и они по старинке упали на пол и стали бороться, сопя, повизгивая, тиская друг друга ручонками, чтобы который-нибудь из них, наконец, заревел от обиды и сдался.

- Ольга!  Ольга! бежи скорее сюда!- закричала с кровати старуха.- Они опять подрались!

Ольга, топая толстыми ногами, прибежала в комнату с кухни, нагнулась к пыхтящим пацаненкам, вздернула их с пола, поставила на ноги и, раздвинув свои руки, растащила их в стороны. Пашка, почувствовав на локте крепкую материнскую хватку и посмотрев на разгорячившуюся мать, сразу же разревелся, Сашка пытался изловчиться и укусить тетку за руку. Ольга, заметив его усилия, перехватила руку и стала держать его за ворот, тогда Сашка,

уже не надеясь поквитаться с теткой, стал тянуться и пинать по воздуху ножонкой, стремясь достать до Пашки. Ольга крикнула ему: "Сейчас как дам!"и оттолкнула его в сторону, а сын получил от нее здоровенного тумака.

- Сколько раз я тебе говорила: не заедайся с ним! Не можешь с ним справиться - и не лезь! Ты меня понял - или сейчас получишь у меня!

Пашка ничего не отвечал - плакал, зажмурив глаза и сморщив лицо, и еще больше, чем всегда походил на китайчонка, а Сашка, воспользовавшись тем, что тетка его не видит, на секунду присел и выставил к Пашке задницу, потом, понимая, что защиты, кроме бабушки, у него здесь нет и побаиваясь, все-таки тетку, не спеша улез на постель к бабушке и уселся там на вторую свободную подушку возле стены.

Ольга, убедившись, что инцидент исчерпан, снова ушла на кухню, Пашка еще всхлипывал на диване, а Сашка, успокоившись, наклонился к самому уху прабабушки и попросил восхитительным голоском: Бабушка, расскажи мне, пожалуйста, а куда дяденьки унесли дедушку?

- Умер, Саша, дедушко Андрей. Стал совсем старичок стареньким наш - и умер.- отозвалась ему старуха.

- Стареньким стал дедушка? Бабушка, значит, дяденьки его молоденьким сделают?  Эти дяденьки - кузнецы, да, бабушка?

- Нет, Саша, не умеют они так делать-то, они не кузнецы, Саша... Уехал дед Андрей от нас, Саша, уехал... надолго уехал,- протяжно сказала старуха.

- Бабушка, ведь дедушка Андрей - кузнец?- пытаясь все выянить, продолжал спрашивать умный мальчик.

- Дедушко-то?  кузнец, кузнец... Был когда-то и кузнецом,- отвечала старуха.

- Бабушка, расскажи мне, пожалуйста, сказку про кузнеца,- ласково попросил правнук.

- Сказочкю захотел, вятскую послушать, дитятко?- широко улыбаясь, спросила старуха, не упускавшая со времени болезни каждый случай поговорить.- Ну, послушай... В некоем царстве-государстве жил кузнец-молодец. У него в кузне висела на стене икона - Лик Божий, а в закуту держал он картину - диаволову рожу. Богу помолится, скрестится, да поклонится, а потом штаны соймет, жопу к дьяволу повернет - и приседает, приседает перед ним, ровно кланяется - насмехается. Дьявол-то не стерпел я, дескать, мужик, тебя проучу, подослал к нему двух своих чертей. Один черт, слышь ко, обернулся мужиком - да и нанялся кузнецу в работники, а другой из них оборотился стариком - и потом в эту кузню приходит, что-то якобы ему перековать надо. Сам-то такой из себя весь дряхлый, оступается, ножожки не держат его. Работник-то и говорит ему, давай, мол, я тебя перекую в молодого, дедушка. Тот соглашается. Сунули дедку этого в печь, раскалили, выдернули на наковальню, молоточками по нему чух-чух, почукали - и выковался молодец - усы пальцем вертит, с ножки на ножку поскокивает, ножкой на ножку потопывает. Дал он сто рублев кузнецу за эту работу и из кузни - вон, и работник вскорости за ним следом ушел. Остался кузнец в кузне один, тут приходит к нему опять трухлявый старикашечка, только, настоящий, значит, а не черт. Кузнец ему и скажи: давай, за  сто рублей перекую тебя в молодца, дедушка. Согласился тот: перекуй, коли умеешь. Умею,- говорит,- научился сейчас. Тоже его в горне-то жег, жег - выдернул, молоточком по нему чух-чух,- не выходит ничего: уморил дедушку. Погнали кузнеца этого садить в тюрьму, а работник его, черт, ему навстречу идет.