Больше света белого - [7]

- Ну, а гласности, которую Горбачев обещал, тоже по-вашему нету?- вяло возразил Сашка.

- А где ты ее увидал, гласность-то эту? - и тут заспорил Андреевский.

- Раньше бы вас привлекли за такие речи, а теперь же вы - говорите.

- Правильно, я - говорю,- согласился Андреевский.- Ну, вот ты взрослый человек, ты подумай, почему мне дают говорить?  Объяснить?  А вот почему: я - старик, пенсионер, не работаю я, дома сижу - стало быть, меня из завода не сократишь, без копейки не оставишь - я от них не завишу - это раз; и во-вторых, им пока не до нас, им сейчас надо поспевать Россию растаскивать. А вот когда они ее разворуют, поделят ее между собою всю, без остатка - вот тогда они вас, молодых, так к ногтю прижмут, что и слова пикнуть не сможете. Скажут: возражать вздумал - так и иди, подыхай под забором,- а это мы - хозяева здесь. А если кусок хлеба хочешь - то и молчи. Вот ты телевизор смотришь, ты, наверное, видел, какая у них там гласность?  Кто у кормушки - тот и молчок, а от кого далеко кормушка - те начинают вроде как ругаться: о правительственных делах распространяются - что они там творят втихаря. Думаешь: ну, вот она, гласность. А придвинут им немного ближе кормушку, да директора поменяют - глядишь, и эти начали дудеть в одну дуду со всеми. Или вспомни, как они все разом, в один день перестраивались: то - Горбачев был хорош, а Ельцын - плох, на другой день - ГКЧП - хорош, Ельцын - плох, а Горбачев - непонятно что; на третий день - уже Ельцын хорош, ГКЧП - плох, и Горбачев - плох. И эту вертлявость ты называешь гласностью?  Что ты всегда легковерный такой?  Выслуживание это, а не гласность. То все дудели: Солженицын, ах! свет в окошке. Скоро приедет, скоро вернется,- потому что гласность у нас. Ну, вернулся этот Солженицын, приехал - и где его слышно?  Какая тут гласность?  Выступил несколько раз в передаче по телевизору - они-то, может, считали, что он их станет хвалить, за то, что они его пустили домой,- а он - нет: он и прежних ругает, и новых - ругает еще пуще, чем прежних. И все - сняли передачу. Не подходит, сказали, она

нашему телевиденью. Адью,- неожиданно добавил Андреевский иностранное слово, и поверх головы старичка в фуражке, спросил у Германа Ермакова: Так ли я говорю, сват?

- Так, так,- уверенно закивал вытянутой вперед туловища головою Ермаков, на этот вопрос, который, вероятно на двадцать раз уже был обговорен между сватовьями.

- Подождите, дядя Федя, что-то я не пойму: вы против коммунистов, или против Ельцына?- спросил Сашка.

- Я против тех, кто против России,- веско ответил старик.- Вы вот, "новые русские" - довольны, небось: дал вам Ельцин поблажку - карманы набить, да щеки наесть - а вы и рады,- Он ткнул пальцем ниже груди Сашки в рано, по отцу, начавшее выпирать на еще тощем теле рахитичное пузо и удовлетворенно произнес: О, какое тугое.

Полина не выдержала и вступилась за сына: Да что ты говоришь, дядя Федя? Тебе ведь известно, какой он. Он же на твоих глазах вырос, почти что твой выучек. Ты же его знал еще вот такого: он же везде - и на рыбалку на лодке и за грибами в лес - везде увязывался вместе с тобою. А ты говоришь: "новый русский"!  Какой же он - "новый русский"?- Хоть и с соблюдением уважения, но все-таки одернула она старика,-  Вот Иосиф Кобзон - так тот настоящий "новый русский", а мой сын не такой!..- глаза ее заблестели от слез.

- Э-э, да что с вами спорить-то, с бабами - не понимаете вы ничего,примирительным тоном отозвался Андреевский, который состарившись, стал снисходительно относиться к женщинам.

- Ельцина же вот вы не предлагаете выпороть,- ехидно заметил Сашка.

- Этого-то?  Да этому - вдвойне!- опять грянул басом растревоженный старик.- Тот начал Россию разваливать, а этот ее всю развалил. За четыре года! За четыре года!- он поднял к лицу свою огромную ладонь и показал четыре длинных пальца, означающие, видимо, годы, за которые развалили Россию.- С какой силой шел немец! С какою страшною силой - но не смог повалить Россию, она выстояла - а эти два друга в мирное время за четыре года ее всю уходили!..

- Да будьте вы прокляты!!.- запальчиво выкрикнул почтенный ветеран и ткнул пальцем по воздуху на запад в сторону столицы. Извергнув это, он сказал уже поспокойнее: Россия теперь - и никшни, что она стала такое? ее, вроде бы, и нет вовсе - все: и чужие и свои на нее плюют. Выбросили народу по зеленой бумажке - ва-у-чер - называется... тьфу! вот, дескать, доля твоя от родины, можешь даже ее пропить - и живи дальше, не вякай - остальное все не твое.

- Да, раздали по бумажке! - внезапно раздался со скамейки у них за спинами голос Ермакова, так неожиданно громко, что все туда повернулись.Просрали Россию - нате вот, подотритесь!..

- Иди-ка, Саш, на дорогу, посмотри, не едет ли машина,- придумала для сына задание Полина, с намерением избавить его от Андреевского. Сашка ушел из двора, выставив между полами расстегнутого пиджака круто выпирающий живот.

- Эх, вот она - молодежь,- процедил ему вослед дядя Федя.- У президента тоже там все молодые, раскормленные, или у которых рожа не выскоблена неделю - страх смотреть, ровно бандиты какие; или подберут с таким обличьем, что за версту его видно, что прохиндей. Где таких только находят? И главное,- никто не отвечает ни за что. Вот что удивительно. Миллиардные убытки от него, а они ему: иди гуляй, Вася,- мы на твое кресло другого такого посадим. Нет, раньше было не так...