Больше чем просто дом - [30]

— Но этот человек — преступник, бабушка, — пояснил Форрест. — Разве ты не видишь разницы? Речь идет о социальном статусе. Помнится, в колледже мы спорили, не зазорно ли будет пожать руку Аль Капоне, если доведется с ним встретиться…

— Кто такой Аль Капоне? — спросила миссис Форрест.

— Это еще один преступник, из Чикаго.

— Он что, тоже хочет вступить в Кеннеморский клуб?

Все рассмеялись, а Форрест уверился в том, что, если Риккер пожелает стать членом клуба, отцовский черный шар окажется не единственным при баллотировке.

Настоящее лето, как всегда, нагрянуло внезапно. Едва закончился последний апрельский ливень, как за одну ночь некто незримый прошелся по улицам, надул пышной зеленью деревья, как воздушные шарики, осыпал газоны и клумбы цветочным конфетти, выпустил из небесной клетки целую тучу дроздов и, быстро оглядев содеянное, поднял облачный занавес над теперь уже летними декорациями.

Форрест мимоходом подобрал прилетевший с площадки бейсбольный мяч и бросил его обратно ребятне. Прикосновение к швам на истертой кожаной поверхности мяча вызвало в нем волну воспоминаний. Сейчас он снова, как когда-то в детстве, спешил на игру, — правда, ждала его не бейсбольная площадка, а поле для гольфа, но ощущение было схожим. И лишь много позднее, выполнив удар на восемнадцатой лунке, он вдруг отчетливо осознал, что все уже не так, как было в детстве, и никогда больше таким не будет. Впереди был долгий пустой вечер — с очередным званым ужином и затем отходом ко сну.

В ожидании ответа соперника Форрест мельком взглянул на стартовую зону десятой лунки, расположенную примерно в двухстах ярдах от них. Как раз в ту минуту одна из двух женщин на той площадке уверенным ударом послала мяч к самой границе грина.

— Это наверняка миссис Хоррик, — прокомментировал его приятель. — Из всех здешних дам только она способна на такое.

Но тут солнечный луч сверкнул золотом в волосах женщины, и Форрест тотчас же ее узнал. Одновременно он вспомнил о том, что ему предстояло сделать в ближайшие часы. Этим вечером совет клуба, в котором заседал и его отец, должен был рассмотреть кандидатуру Чонси Риккера, и перед отъездом домой Форрест собирался зайти в клубное здание и опустить черный шар в урну для голосования. Это был обдуманный выбор. Он любил этот город, в котором достойно жили пять поколений его предков. Его дед основал этот самый клуб в 1890-х, когда гонки на яхтах занимали место нынешнего гольфа и когда на поездку хорошей рысью из города до клуба уходило часа три. И он был согласен с отцом в том, что людям определенного сорта в стенах клуба делать нечего. Крепко сжав губы, он сильным ударом отправил мяч ярдов на двести — и тот, прокатившись по траве, предательски нырнул в кусты.

Восемнадцатая и десятая площадки располагались параллельно друг другу, но с лунками на противоположных концах, а разделяла их полоса насаждений шириной футов сорок. Форрест не знал, что на соседнем поле Хелен Хэннан, игравшая с мисс Риккер, только что допустила аналогичную ошибку, и был удивлен, когда, разыскивая в кустах свой мяч, услышал неподалеку женские голоса.

— С завтрашнего дня ты уже будешь в списке членов, — говорила Хелен Хэннан, — и сможешь потягаться со Стеллой Хоррик, вот кто серьезная соперница.

— Нас еще могут и не принять в клуб, — произнес другой, чистый и звонкий голос, — и тогда мы с тобой будем встречаться только на общественных площадках.

— Не говори глупости, Алида.

— А что такого? Прошлой весной я часто играла на общественных площадках в Буффало, в ту пору там было безлюдно, как на некоторых полях в Шотландии.

— Но я чувствую себя так неловко… Ну его, этот мячик, невелика потеря.

— Спешить незачем, после нас никто на игру не записывался. А что до неловкости — если бы я переживала из-за мнения окружающих, я бы целыми днями не вылезала из спальни. — Она презрительно рассмеялась. — Помнится, одна бульварная газетка напечатала мое фото перед тюрьмой, куда я шла на свидание с отцом. И еще я помню, как люди на пароходе отказывались сидеть за соседним с нами столом, а во французской школе от меня воротили нос все ученицы-американки… Ага, вот он, твой мяч!

— Спасибо… Но, Алида, это звучит просто ужасно!

— Все самое страшное уже позади. Я рассказала это затем, чтобы ты не слишком переживала, если нас забаллотируют. Меня такими вещами уже не проймешь; я много чего навидалась и имею свои представления о том, что такое серьезная неприятность. А этот отказ меня нисколько не заденет.

Девушки выбрались из кустов на лужайку, и голоса их растаяли вдали. Форрест прекратил поиски своего мяча и направился к служебному домику на краю поля.

«Это никуда не годится! — думал он чуть погодя, приближаясь к зданию клуба. — Почему должна страдать девушка, которая ни в чем не виновата? Нет, я не могу так поступить. Что бы там ни натворил ее папаша, она держится как настоящая леди. Пусть отец делает то, что считает нужным, но лично я пас».

На следующий день за обедом отец спросил как бы между прочим:

— Ты не голосовал вчера в клубе по поводу Риккеров?

— Нет.

— Впрочем, твой голос ничего бы не изменил, — сказал отец. — Короче говоря, они прошли. За последние пять лет кого только не принимали в клуб, и теперь среди членов много сомнительных личностей. Но мы можем просто избегать общения с теми, кто нам не по душе. Другие члены совета высказались в том же духе.