Большая Засада - [177]

Он серьезно взглянул на хозяина и рискнул рассказать о своих предчувствиях относительно передряги, в которую они оказались втянуты:

— Вот увидите, сеу Фаду, все мы умрем в лапах этих жагунсо. Никого не останется, вот увидите.

14

Облокотившись о стойку, Педру Цыган плеснул себе по собственному почину утренний глоток, чтобы промочить горло. Большую часть ночи он провел, ползая в зарослях за жагунсо, которые шли из Такараша форсированным маршем.

По привычке Фадул глянул, насколько уменьшился уровень жидкости в бутылке кашасы и пожал плечами — сейчас не самый подходящий момент для жалоб. Очень возможно, что Дурвалину прав и никто не выживет. На войне не до торговой мелочности. Он просто бросил несколько резко:

— Ты выбрал неудачный момент для появления. Хуже быть не могло.

— Почему друг Фаду говорит такие вещи? Ты что, поссорился со мной?

— Никто лучше тебя не знает почему, ведь ты видел бандитов. Видел, так ведь? Они идут, чтобы атаковать Большую Засаду, ты разве не знаешь?

— А что, я когда-нибудь что-нибудь пропускал? Если да, можешь мне сказать. Кто был здесь, когда Мануэлзинью, Шику Серра и Жанжау все разгромили? А во время наводнения — кто искал сеу Сисеру Моуру и Сау, бедняжку? А когда лихорадка была, кто добывал лекарства? Я не хвастаюсь, друг Фадул, но и не сматываю удочки в трудную минуту. Спроси у капитана, он со мной не вчера познакомился.

Он поставил стакан на засаленный прилавок и почесал голову:

— А что, если нам съесть кусочек вяленого мяса, чтобы заморить червячка? Пустой мешок на ногах не стоит, а нам нужно хорошенько перекусить, прежде чем станет горячо. — Он протянул турку гармонь: — Сохрани ее, пожалуйста, чтобы нам потом отпраздновать.

15

Новости, принесенные Педру Цыганом, подтвердились — они целиком и полностью совпадали с тем, что написала учительница Антония в письме, доставленном прямо в руки одним из ее учеников, дьяволенком Лазинью, сыном Лоуренсу, начальника станции. Привыкший доставлять письма и телеграммы полковнику Боавентуре Андраде на фазенду Аталайа, мальчишка что есть мочи гнал осла, поэтому прибыл раньше, чем жагунсо, что позволило принять некоторые меры, срочные и не всегда легковыполнимые.

Было непросто убедить негра Эшпиридау уехать на фазенду Боа-Вишта, но он решил сделать это ради дружбы с Натариу: многолетний товарищ, вместе с которым он попадал в столько переплетов, попросил охранять его жену и детей, чтобы с легким сердцем командовать обороной Большой Засады. Когда капитан заговорил с ним об этом, негр едва не обиделся:

— На плантацию? Ты что, не знаешь меня, Натариу? Уехать отсюда сейчас? Будто какой-нибудь старый слабак? Ну уж нет.

— А что, кто-то в этом мире может подумать, будто ты слабак? — Капитан так удивился, что даже расхохотался, а это случалось с ним крайне редко: — Выкинь это из головы и выслушай меня, пожалуйста. — Он дружески положил руку на его плечо, чтобы придать словам больше убедительности. — Почему ты сюда приехал? Ведь ради Большой Засады, чтобы помочь мне, потому что мы ведь как братья. Я правду говорю?

— Правду.

— Ну вот. И ты мне поможешь больше, если останешься с Зилдой и детьми: там нет ни одного надежного человека, чтобы помочь им, если понадобится, а вот лютых бандитов предостаточно.

Натариу не дал Эшпиридау времени подумать:

— Если там в округе появится какой-нибудь головорез, сначала пристрели его, а потом пошли Пебу предупредить меня.

Не снимая руки с плеча негра, он поведал ему о своих тяготах:

— Я очень хочу, чтобы Эду поехал к ним, но он даже слышать об этом не желает. «Никогда такого не было, чтобы я вас ослушался, отец, это будет в первый раз» — вот что он сказал. — Натариу повторил это с беспокойством и гордостью, довольный строптивостью мальчишки.

— А как же иначе — он же твой сын.

Натариу убрал ладонь с плеча Эшпиридау и еще раз, оставив обычную сдержанность, взял его за руки. С тех пор как умерла Бернарда, капитан казался другим человеком.

— Скажи Зилде, чтобы сидела на месте, не выходила на плантации, следила за детьми и ждала меня.

16

Еще труднее было убедить негритянку Эпифанию уехать на фазенду Санта-Мариана, в верховья Змеиной реки, и увезти с собой Тову, крестника доны Изабел и полковника Робуштиану де Араужу Тисау Абдуим был сыном Шанго, бога войны. Одна сторона его принадлежала Ошосси — охотнику, другая — Ошала великому отцу. Эпифания принадлежала Ошум, владычице рек и покровительнице веселья. Будучи королевой, она не принимала приказов от смертных, кто бы то ни был. Засветло, раньше, чем солнце озарило жителей селения и жагунсо, кузнец позвал Рессу, чтобы она помогла ему подготовить кровавое подношение: они принесли в жертву четырех петухов и одного из них посвятили Иеманже, владычице головы покойной Дивы.

Сначала Янсан оседлала своего коня, Рессу сплясала танец войны, пошла в бой, повернулась к мертвым и открыла дорогу духу в ашеше.

Негр задрожал, закрыл глаза руками. Его преследовали, он бегал из стороны в сторону, рот его был красным от крови петуха, принесенного в жертву Иеманже. Неожиданно подул ветер, облако спустилось с небес и приняло облик некоего существа. И это был не добрый Бог маронитов, это была королева вод, владычица океанов дона Жанаина. Правая его сторона принадлежала Ошала, он был сыном Шанго и Ошосси и принял Иеманжу, свою жену. Жанаина взяла на руки ребенка и подняла его. Показала всем и, прежде чем передать Ошум, воспела радость и жизнь.