Большая семья - [36]

— Да, — нерешительно ответил Арсей. — Ты была временно…

— Спасибо, — перебила его Ульяна. — Я передам твое указание бригадиру.

Ульяна повернулась и ушла, даже не оглянувшись на его оклик. Она не была честолюбивой, но работать умела не хуже других. Арсей знал об этом, но на заседании правления колхоза, когда утверждали бригадиров, не решился выдвинуть Ульяну, боясь, как бы не заподозрил его Куторга или кто-нибудь другой в особом пристрастии.

С Куторгой Арсею доводилось встречаться каждый день. Счетовод съездил в сельсовет, привез бланки, книги и завел необходимый учет. Работал он добросовестно. Задания Арсея выслушивал внимательно, наклонив голову, и никогда не перебивал, не переспрашивал. Всякий раз Арсею казалось, что вот так же покорно, наклонив голову, Куторга выслушивал приказания немцев. В душе шевелилось брезгливое чувство, но Арсей не волен был сменить счетовода. На то были веские причины: во-первых, теперь всем было известно, что Куторга во время оккупации спас красноармейца, рискуя своей жизнью, а во-вторых, он был большим знатоком своего дела. Это связывало Арсея, хотя он был бы рад никогда не встречаться с Куторгою на одной улице.

Отношения между ними оставались деловыми и официальными. Куторга на каждом шагу чувствовал холодность председателя и по-своему расценивал это. Он знал, как относится к Арсею Ульяна, и не верил ей. Неослабно наблюдая за женой, Куторга был убежден, что она встречается с Арсеем.

Куторга готов был простить Арсею все, лишь бы Ульяна снова стала такой, какой она была до той памятной грозовой ночи. Но Ульяна была другая. Это бросало Куторгу из одной крайности в другую, решимость отстаивать свои права вдруг сменялась безволием, надежда уступала место отчаянию. Но в каком бы состоянии он ни был, Куторга не мог допустить мысли, что останется один. Ульяна составляла часть его самого, и без нее он не мог жить. Он надеялся на время, считал его своим союзником. Он знал, что время залечивает любые раны и в конце концов усмиряет нрав человека, каким бы крутым он ни казался.

Как-то раз, оказавшись с глазу на глаз с председателем колхоза, Куторга сказал:

— Арсей Васильич, нам надо бы потолковать о личных делишках.

Арсей насторожился.

— О каких-таких «личных делишках»? — спросил он, удивленно глядя на счетовода.

— Понятно о каких. Мне известно столько, сколько и тебе. Все известно. А потому лучше тебе не скрываться от меня. Ульяна моя жена, и я прошу с этим считаться. Да… Я готов с тобой на мировую, готов сию минуту, если ты откажешься от нее и не будешь разбивать семейное счастье…

Арсей ушел, не сказав ни слова. Внутри все кипело, жгло огнем. С каким бы наслаждением наставил он синяков под злыми и хитрыми глазами счетовода! Но верх взял здравый рассудок. Арсей не стал разговаривать с Куторгой, подчеркнув пренебрежение к человеку, с которым его так настойчиво сталкивала жизнь.

А Куторга торжествовал. Арсей отступил, не принял боя! Что еще нужно? Дело было сделано. Самолюбие Арсея задето, а это — все! Теперь-то Арсей знал, что их тайна стала достоянием третьего лица! Завтра она перестанет быть тайной и получит огласку. Но этого Арсей ни за что не допустит. Самолюбивый, принципиальный — таким знал его Куторга раньше, таким он казался ему и сейчас, — председатель колхоза скорее откажется от Ульяны, чем принесет в жертву свой партийный авторитет и свою всем известную порядочность. Это было первое поражение противника, хотя Куторга не мог не признаться самому себе, что до полной победы еще далеко.

Арсея этот разговор действительно поставил в сложное положение. Значит, Ульяна все рассказала мужу? Значит, она вернулась к прежней жизни? Но откуда он взял, что она когда-либо отходила от прошлого? На каком основании он решил, что между Ульяной и мужем все кончено? И с какой стати он ухватился за чужую юбку? Не на Ульяне же, в самом деле, белый свет клином сошелся? И не пора ли взять себя в руки, образумиться?

Но скоро Арсей убедился, что не может забыть Ульяну. Чувство к ней, чистое и сильное, прочно владело им. Что же оставалось делать? Ждать? И он решил быть терпеливым, втайне, как и Куторга, надеясь на могучую силу времени.

На следующий день он подошел к Куторге и сказал, глядя прямо ему в глаза:

— Все ясно… В наставлениях не нуждаюсь. Предупреждаю: еще хоть один раз вздумаешь затеять об этом речь — пеняй на себя.

Куторга наклонил голову, скрывая торжествующую усмешку.

— Все ясно, Арсей Васильич, и концы в воду. Будем мирными товарищами…

Так шли дни. Однажды приехал Туманов. Он не предупредил о приезде, как делал обычно, и был заметно озабочен.

— Строительная комсомольская бригада готова, — сказал он Арсею. — На-днях будет у вас в Зеленой Балке. Надо окончательно решить, где будем строить школу и клуб.

Был хмурый полдень. Прошел мелкий дождь, а по балке со стороны Казенного леса тянуло холодным сквозняком. Арсей и Михаил сели в лодку и переправились на другой берег речки.

В селе было пустынно. Ветер глухо стонал в голых макушках тополей, плакал в обгоревших разгороженных садах. Над пепелищем кружились вороны, оглашая улицы карканьем. Угли, пепел, глина, кирпич — все было заботливо собрано в кучки, сложено на месте дворов. Рука человека чувствовалась повсюду: там погреб подправлен и покрыт свежим камышом, там поваленный забор восстановлен, а там поставлены заструганные колья и вытянуты по ним прямые слеги. На краю села у дороги, ведущей на кладбище, острой крышей возвышалась кузня. В другой стороне, неподалеку от хозяйственного двора, красовался белым тесом амбар.