Большая семья - [20]

«Ваш номер сто сорок восемь разрешаем», — прочитал Арсей.

— Будем считать, что лес у вас уже есть, товарищ Быланин, — сказал Потапов, видя, что председатель колхоза не понимает загадочных слов телеграммы. — Это из обкома партии. Просьба о выделении вам в Казенном лесу участка удовлетворена.

9

Кузнец выглядел скрытным и угрюмым. Он мало говорил, сторонился шумных компаний. На лице его, густо заросшем черными волосами, никогда не отражалось душевное волнение. Казалось, ему не были доступны мирские переживания.

Но так только казалось. На самом деле у него была отзывчивая душа. Так же как все, он радовался, так же страдал. И только умение скрывать свои переживания делало его непохожим на многих.

Весь день кузнец был задумчив, рассеян, ни с того, ни с сего вдруг хмурился. Разговоре председателем о восстановлении кузни расстроил его. Дарья Филимоновна, простоватая, добродушная жена его, не раз озабоченно поглядывала на мужа. В этот день он определенно не нравился ей. Она, как думалось ей, догадывалась, что его беспокоило. Это и ее угнетало не меньше. И пора бы кончить с неопределенностью. Уже стыдно было смотреть людям в глаза. Что только она не придумывала, желая доказать, что ничего не случилось. Но ведь у людей есть тоже головы, и у многих не хуже, чем у нее, Дарьи Филимоновны. Да и зачем затягивать? Застарелую болезнь труднее вылечить. И, рассудив так, Дарья Филимоновна твердо решила не откладывать дела в долгий ящик.

Улучив момент, когда муж присел на пенек покурить, Дарья Филимоновна обратилась к нему с такой речью:

— Вот хмуришься, хмуришься, Петр Степаныч, а хмуриться-то вовсе и нечего. А взамен того, чтоб хмуриться, надо бы сказать свое твердое отцовское слово, и все тут. Пора уж кончить нянчиться и тетешкаться, не то скоро пройти по селу стыдно будет.

— О чем ты, мать? — глухо спросил кузнец.

— Брось притворство, Петр Степаныч. Будто уж и не знаешь, о чем? Все о том же — об Ульяне. Куда ж такое годится? По всему селу — грязные слухи. Муж он ей или не муж? И что она такое вытворяет? Сама сбежала, а винит кого-то.

— Куда сбежала-то? — возразил кузнец. — К партизанам сбежала. А он при немцах остался. Понимать надо!..

— Да уж понимаем, не лыком шиты… Конечно, к партизанам. А если бы не к ним, я первая бы выдрала ей косы… Ведь от больного сбежала-то, от больного. Сама я за ним ухаживала, видела. День и ночь человек в горячке бился, места не находил. Думала, богу душу отдаст…

Дарья Филимоновна вытаскивала из куреня ветхую одежонку и развешивала на жердях сушить. Когда она скрывалась за дверью, кузнец думал над ее словами, и они казались ему убедительными и разумными. Но стоило ей возвратиться и снова пустить в него пулеметную очередь, в нем поднималось желание возражать, спорить. Он колебался, не спешил решать, чью принять сторону. Такие дела он считал деликатными и надеялся, что само собой распутается. Во всяком случае, он полагался на здравый смысл дочери и ее мужа, которых считал серьезными людьми. Но теперь этот разговор был неприятен. До каких пор так будет тянуться? К чему это приведет? Не лучше ли, в самом деле, предупредить болезнь, не дав ей развиться?

— Что ж ты, мать, посоветуешь? — спросил кузнец жену.

Дарья Филимоновна почувствовала, что ее сторона перетягивает, и обрадовалась.

— Что ж тут советовать? — сказала она строго. — Дело-то ясное, как день божий. Сказать надо: так, мол, и так, дочка, время дурь из головы выбросить и за ум взяться. И это ты должен сказать, ты — отец.

— А ты говорила?

— Говорила. Слушать не хочет. Сядет и молчит или уйдет куда. Вся в тебя упрямая.

Дарья Филимоновна скрылась в курене и вынесла дубленый полушубок. Кузнец оживился. Он подошел к жене, взял полушубок в руки.

— Уберегла, — сказала Дарья Филимоновна, и в голосе ее послышались нежные нотки. — В узел завязала. Это все, что осталось… А ты примерь, примерь. И я полюбуюсь. Чай, всего два раза только и видела тебя в нем.

Петр Степанович облачился в полушубок, с удовольствием ощутил теплое прикосновение курчавой шерсти. Дарья Филимоновна дважды обошла вокруг, взгляд ее окончательно просветлел.

— Ишь как ладно сидит! — восхищенно воскликнула она, поглаживая мужа по спине. — Прямо не налюбуешься.

Кузнец снял полушубок, бережно расстелил его на траве, опустился на колени и ножом принялся соскабливать шерсть. Дарья Филимоновна в ужасе замерла.

— Ты… ты с ума спятил! — еле выговорила она и всплеснула руками. — Что ж ты делаешь?

— Мехи, мать, мехи! — ответил кузнец с необычайным возбуждением. — Теперь у нас будет кузня, Даша. Я сделаю ее в три дня и три ночи…

Дарья Филимоновна готова была броситься на мужа с кулаками, но ее неожиданно окликнул Недочет. Старик вышел из-за куреня. За ним шла девушка с золотистыми веснушками на лице. В руках Недочет держал две аккуратные связки с книгами, девушка несла легкий деревянный баульчик.

— Принимай гостью, Дарья Филимоновна, — сказал Недочет. — Новая учительница.

Нина Семеновна вежливо поздоровалась.

— Вы будете сторожиха школы? — обратилась она к Дарье Филимоновне.

Дарья Филимоновна печально посмотрела сначала на мужа, который распарывал полушубок по швам, потом на учительницу, — казалось, ничто на белом свете теперь ее не интересовало и не радовало.