Большая семья - [125]
— Но ведь это очень тяжелая работа! — сказал Арсей. — Косить целый день — это невозможно для женщины!
— А ты пробовал когда-нибудь вязать? — спросила его Ульяна. — Вязать целый день?
— Нет, не пробовал.
— А ты попробуй. Попробуй, и тогда скажешь, что легче: косить или вязать.
— Ну, конечно же, вязать легче! — убежденно воскликнул Арсей. — Это и так известно.
— А вот давай испытаем, — предложила Ульяна. — Ты отдай мне косу, а сам стань на ряд за мной. И посмотрим, управишься ты или нет.
Арсей смутился и сразу не нашел, что ответить.
— Не знаю, может, ты и права, — сказал он. — Только как-то непривычно… Испокон веков у нас уж так заведено: мужик косит, баба вяжет.
— Мало ли у нас неправильного делается испокон веков, — спокойно возразила Ульяна. — Для того мы и молодые, чтобы жить по-новому.
К ним спешил Недочет. Ульяна издали видела его расплывающееся в улыбке лицо.
— Поздравляю тебя, Ульяна Петровна! — кричал он. — Ты уже выполнила три нормы. Три нормы — не меньше! Глазом вижу… — Он подошел к ней, снял картуз. — Разреши маю поцеловать твои золотые руки, — сказал он и, прежде чем Ульяна успела ответить, припал к ее рукам губами.
Арсей почувствовал гордость за Ульяну.
— Вот просится косарем поставить, — показал он на нее.
— А что ж? — одобрил Недочет. — Дело-то не ахти какое сложное. Я издали видел, как она косила.
— Значит, поддерживаешь? — спросил Арсей.
— Вполне. И не только ее одну. Десяток крепких и молодых отобрать и распихать промеж опытных косарей — пускай инструктируют. А кос в сельпо хоть отбавляй.
— Хорошо, — согласился Арсей и поймал благодарный взгляд Ульяны. — Я вижу — завтра нам всю работу придется перестраивать.
— Придется, — подтвердил Недочет. — А сегодня ты уж, Ульяна Петровна, поднатужься. Покажи, как надо работать, дай нам козырь. Постарайся.
— Постараюсь, Иван Иваныч, — пообещала Ульяна.
Они подошли к началу загона. Ульяна передала Недочету косу. К ним присоединилась Прасковья Григорьевна.
— Вот еще что, — сказала Ульяна. — Прасковья Григорьевна хочет посоветовать…
Прасковья Григорьевна смущенно перебила ее:
— Что ты, Уля, какой там совет! Просто так взбрело в голову… Может, и нельзя это!..
Она наотрез отказалась говорить, и Ульяне пришлось самой пересказать соображения старушки.
— Да-а… — почесал бороду Недочет. — Серьезное дело. Не знаю, как и сказать… Традицию нарушает.
— Какую традицию? — спросил Арсей.
— Как же! Косарь пройдет прогон без отдыху, а на обратном пути цыгарку свернет, покурит.
— Ну да, — сердито сказала Прасковья Григорьевна, обидевшись на Недочета. — А пока он будет раскуривать, хлеб перестоится и посыплется.
— Я думаю, это не такая уж серьезная традиция, — произнес Арсей. — Ради дела можно пожертвовать ею. А дело это полезное и, безусловно, выгодное.
— Мне что? — сказал Недочет. — Я могу на заре нос свой табаком начинить и айда до вечера гонять. Я не о себе. Как другие скажут?
Было решено обсудить предложение Прасковьи Григорьевны на вечернем сборе косарей.
23
Дни стояли жаркие. Пшеница поспела вся разом и тяжело клонилась тучным восковым колосом. Она грозила перестоем. Люди работали с рассвета до поздней ночи, на поле были призваны все — от подростков до стариков и старух. Вязальщицы работали по методу Ульяны. Среди косарей пестрели платки, разноцветные кофты женщин. Молодые, крепкие женщины добровольно переменили профессию. Многие из них с первого дня не уступали прославленным косарям. Косили вкруговую, как предложила Прасковья Григорьевна.
Это было настоящее сражение. Не дать пшенице перестояться, во-время скосить, связать, не допустить потерь зерна — таково было желание, охватившее всех от мала до велика. Ровно гудели тракторы, звонко стрекотали косилки, как пчелы, жужжали косы. Сверкая золотом, ложилась в ряды скошенная пшеница, послушно грудилась в тяжелые снопы, укладывалась в крестцы и копны. Лошади, запряженные в мажары, свозили ее к токам. Как великаны, вырастали круглые, островерхие скирды.
Школьники из города подносили и укладывали снопы в копны. Ребята из Зеленой Балки собирали колоски на участке тракторной бригады. Вместе с ними работала Нина Семеновна. Она отказалась от отпуска, желая помочь колхозу в борьбе за хлеб. В короткий обеденный перерыв учительница читала колхозникам газеты или журналы. Люди были очень благодарны — газету самим прочесть нехватало времени, — просили девушку наведываться почаще.
Но сама Нина Семеновна была недовольна. Ей казалось, что она помогает мало. Она хотела стать вязальщицей. Несколько раз она уходила от ребят и в одиночку старалась связать сноп. Ничего не получалось. Она не могла справиться с делом, которое казалось простым и легким. Не удавалось как следует скрутить жгут, — всякий раз, когда она опоясывала им сноп и затягивала в узел, жгут рвался.
Однажды, когда она возилась со снопом, безуспешно стараясь связать его, она услышала какой-то звук. Нина Семеновна разогнулась и увидела рядом с собой незнакомого юношу. Он сидел на корточках и целился на нее фотоаппаратом.
Нина Семеновна смутилась.
— Я корреспондент районной газеты, — сказал юноша. — Как ваша фамилия? — Он достал блокнот и карандаш. — Вы вязальщица?
Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».