Большая семья - [109]

Шрифт
Интервал

Матвей Сидорович, сжав бороду в кулаке, сказал:

— Что ж, ребятки, кончаем с парами. Денька три еще поковыряемся — и шабаш!

— А что потом? — спросил парень в полосатой кацавейке и картузе с оторванным козырьком.

— Потом сено возить будем, — ответил Матвей Сидорович. — А там — хлеба подойдут. Те, которые из вас постарше и покрепче в силе, — косарями пойдут.

Ребята заспорили, загалдели. Каждый, оказывается, был и старше другого и превосходил его силой. Матвей Сидорович слушал молча, хитро сощурив глаза, и, звонко чмокая губами, тянул дым из трубки.

Яков Пронин, которого за крепость и выносливость звали Пудовиком, толкнул Дмитрия Медведева в бок и с ехидцей сказал:

— А тебя определенно не возьмут в косари.

— Это почему же? — возмутился Дмитрий.

— Куда тебе. Мал, как сверчок.

— Уж ты большой. Пудовик! Годов тебе-то столько ж, сколько и мне.

— Может, не столько.

— А сколько же?

— На целых полгода больше! — важно заявил Яков. — А сейчас, брат ты мой, это много стоит!..

— Ничего не стоит, — отрезал Дмитрий. — Сейчас не по годам, а по ребрам считают.

Ребята вытянули шеи, навострили уши.

— А ежели по ребрам, то сколько вас таких на фунт сушеных? — с явным вызовом сказал Яков.

— А ты попробуй, узнаешь, почем дули, — принимая вызов, ответил Дмитрий.

Яков встал, поднялся и Дмитрий. За ними, как по команде, вскочили все ребята. У костра остался только Матвей Сидорович. В молодости он был первым кулачником — не пропускал ни одного боя. Он и теперь еще всерьез считал кулачные бои делом полезным: для развития у ребят смелости, ловкости и выносливости.

«Пускай пошлепаются, — думал он. — Злей будут. А то что ж это за человек, ежели он за себя постоять не может? Курица это, а не человек…»

Так и теперь, усмехнувшись себе в ус, Матвей Сидорович ничего не сказал и остался сидеть у огня. Конечно, ему хотелось посмотреть бой, но он считал это неудобным.

Ребята разделились на два лагеря; одни сгруппировались вокруг Якова, другие — вокруг Дмитрия. Глаза их задорно загорелись, и каждый готов был ринуться в бой с любым своим товарищем, лишь бы только показать силу.

— Сюда давай! Сюда, ребята! — кричал паренек в полосатой кацавейке. — Тут ровно, как на ладошке!.. Сюда…

Яков и Дмитрий стояли друг против друга. Ребята сомкнули вокруг плотное кольцо. Всех захватил предстоящий ход боя.

Прижав левую руку к груди, Дмитрий проворно обежал вокруг Якова. Подавшись вперед, Яков вертелся на одном месте, зорко следил за движениями противника, готовый в любой момент отразить атаку.

— Не робей, Митя-а-а! Смелей напад-да-а-ай! — подзадоривали Дмитрия его сторонники.

— Яша-а! Перехвати забег! Наступа-ай! — кричали друзья Якова.

Яков был сильнее, но Дмитрий подвижнее. Он решил избегать ближнего боя. Но Яков тоже был осторожен, и «затравка», как это называлось на языке кулачников, затягивалась. Ребята теряли терпение. Послышались недовольные, осуждающие возгласы:

— Что, как петухи, носитесь?!

— Тоже боксеры!

— Кончай волынку!

— Давай схватку!

— Поджилки от страха трясутся, что ли?

Подстегнутый криками товарищей, Яков сделал глубокий выпад правой рукой, но раньше, чем его крепко сжатый кулак достиг цели, Дмитрий нырнул под руку Якова и с размаху ударил его по уху.

Послышался смех, одобрительные крики:

— Вот это съездил!

— Аж зашатался!

— Яша-а! Не подгадь, Яша-а!

Удар был сигналом к жаркой схватке. Яков бегал за Дмитрием по кругу. В свою очередь, и Дмитрий старался не остаться в долгу.

Вдруг Дмитрий споткнулся, упал. Яков подскочил к нему и, держа кулаки наготове, ждал, когда Дмитрий встанет.

— Подножка-а! — закричал парень в полосатой кацавейке.

— Не было подножки-и! — взвизгнул другой вихрастый паренек. — Чего кричишь, головастик?!

— Была подножка-а! — подскочил Прохор и угрожающе поднял кулаки.

Вихрастый, став в боевую позицию, задорно крикнул:

— Не была-а!.. А ну, подходь!

Прохор метнулся вперед, и тотчас же послышалось сопенье, частые удары. Теперь бой вели две пары: на стороне Дмитрия был Прохор, на стороне Якова — вихрастый паренек.

Но вот и парень в полосатой кацавейке не вытерпел и крикнул случайно оказавшемуся против него мальчугану в вышитой рубашке и больших, видимо, отцовских штанах.

— А ну, куцый, выходи!

Однако бой неожиданно был прерван. Из темноты появился высокий человек в военном плаще с офицерскими погонами. Сначала он смотрел на дерущихся, не понимая, что происходит. Потом поставил чемодан на землю и стал энергично растаскивать ребят в стороны. Когда ему удалось прекратить бой, он строго спросил:

— В чем дело? По какому случаю драка?

— Это не драка, — ответил Прохор. — Это занятия.

— Какие занятия?

— Кружок боксеров у нас организуется.

— Ах, так! — воскликнул офицер. — Ну, тогда прошу прощения. Можете продолжать.

Но никто не двинулся с места. Все с интересом разглядывали незнакомца.

— Ребя-а! Да это же товарищ Быланин! Тихон Васильич Быланин! — обрадованно воскликнул Прохор и, подбежав к офицеру, подал ему руку. — Здравствуйте, товарищ старший лейтенант!

— Здравствуй! — ответил офицер, вглядываясь в лицо Прохора. — А ты не Прошка ли Обухов будешь?

— Точно, Прошка, товарищ старший лейтенант! — ответил Прохор, польщенный тем, что его узнали.


Еще от автора Филипп Иванович Наседкин
Великие голодранцы

Филипп Иванович Наседкин родился в 1909 году в селе Знаменка Старооскольского района Белгородской области, в семье бедного крестьянина. В комсомоле он прошел большой путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ. Первая крупная книга Ф. Наседкина роман «Возвращение» издан был «Молодой гвардией» в 1945 году. Затем в нашем же издательстве выходили в свет его книга очерков о Югославии «Дороги и встречи» (1947 г.), романы «Большая семья» (1949 г.), «Красные Горки» (1951 г.), повесть «Так начиналась жизнь» (1964 г.). Повесть «Великие голодранцы» опубликована в журнале «Юность» (1967 г.)


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».