Большая починка - [61]

— А где же тогда мои? — спросила Маша.

И тут впервые узнала горькую правду: оба Машины дедушки не вернулись с войны: один — мамин — погиб, а другой — папин — пропал без вести.

— Потерялся? — спросила Маша.

— Безвозвратно, — вздохнула мама. Маша удивилась: разве можно потеряться безвозвратно? Потерянное всегда находится. Как, например, ее мяч. Потерялся, а потом через год нашелся. Похудел, правда, и перестал подпрыгивать, но это, наверное, от разлуки. Она тоже худеет, когда долго не видит маму, и перестает подпрыгивать.

— Не бойся, — сказала Маша маме, — если потерялся, найдется.

Сравнение потерявшегося мяча с дедушкой почему-то развеселило маму. А не все ли равно? Для Маши в окружающем ее мире все было живым, вещи тоже. Они, как и люди, могли потеряться и снова найтись. Найдется и дедушка. Маша твердо верила в это, хотя порой и на нее находили сомнения.

Чего-чего только не было у девочки… Разве что дедушки. И от этого жизнь казалась Маше не очень хорошей. Раз Маша задумалась, почему ей живется хорошо? Потому, сказала одна из бабушек, что твой дедушка отдал за это жизнь. Как страшно: для того, чтобы одним хорошо жилось, другие должны были навсегда остаться на войне. Маше не хотелось такой жертвы. Лучше бы она не родилась, а дедушки вернулись.

Раз Маша с мамой пошли на вокзал встречать дежурную бабушку. Они по очереди «несли вахту при внучке»: уезжала одна, приезжала другая.

Вокзал шумел, как раковина, когда ее приложишь к уху. И все кричали, как в лесу, когда заблудишься: кто-то кого-то звал, кто-то кому-то отзывался… А громче всех кричал «скворечник» под потолком.

— Граждане, — кричал он в круглую птичью дырочку, — объявляется посадка…

И граждане, схватив чемоданы, срывались с места.

Мама посадила Машу на деревянный диван и пошла узнавать, когда придет поезд с бабушкой.

Рядом сидел какой-то пассажир и шевелил усами: что-то ел. Маша, не глядя, могла сказать что: курицу. Маше не часто приходилось ездить, но сколько ни ездила, столько видела, все едущие питаются курятиной.

Раз мама пришла с базара. Маша посмотрела в сумку и стала укладывать чемодан. Мама удивилась.

— Маша, что ты делаешь?

— Собираюсь.

— Куда?

— Ехать.

Мама еще больше удивилась. Она действительно собиралась сделать дочке сюрприз, свозить ее за город. Но откуда Маша об этом узнала?

Оказывается, от курицы, которую мама на базаре купила. Надо же сообразить! А чего тут соображать? Маша и без соображения знала, курица — к дороге.

…Мама долго не возвращалась. «Скворечник» кричать перестал. На вокзале стало тихо, как на берегу моря после шторма. Только было слышно, как Усы хрустели куриными косточками. У Маши даже слюнки потекли. Она отвернулась. Вдруг хруст прекратился и сменился вкусным чавканьем. Маша снова обернулась. Усы грызли яблоко.

Маша подумала, что яблоку, наверное, очень щекотно от усов, и засмеялась. Черные глаза, принадлежащие Усам, засмеялись в ответ. И голос, принадлежащий тем же Усам, сказал:

— Хочешь яблочко?

Маша не стала притворяться, что не хочет, и вскоре держала в руках румяное яблоко с мышиным хвостиком.

— Вы кто? — смело спросила она.

— Я-то? — Усы улыбнулись и оглядели себя. — Ай по мне не видать?

— Видать, — сказала Маша. — Вы дедушка. — И грустно добавила: — Чей-нибудь.

— Непременно. А ты — внучка.

— Да, — кивнула, вздохнув Маша. — Только бабушкина.

Усы рассердились и строго кольнули Машу:

— Как это «бабушкина»? Еще и дедушкина.

Маша вздохнула глубже прежнего.

— У меня нет дедушки. Ни одного.

Усы опали, как листья на засохшем цветке, и голос, принадлежащий Усам, крякнул:

— Дела…

— Они на войну ушли, — продолжала Маша, — и не вернулись.

— Теперь уже не вернутся, — грустно сказал голос.

— Почему же? — сказала Маша. — Дедушка Слышик может вернуться. Он ведь не погиб, а только потерялся. Без вести пропал.

Глаза, принадлежащие Усам, вдруг вспыхнули, а голос взволнованно забубнил:

— Постой, постой, девочка… Как ты сказала, Слышик?

— Да, — сказала Маша. — Я — Слышик, папа — Слышик, мама — Слышик, дедушка тоже был Слышик.

Глаза, принадлежащие Усам, то вспыхивали, то гасли; хотели вспомнить что-то и не могли.

— Слышик… Слышик… Слышик… — бормотал голос. — Где-то я… Знаешь, девочка, где-то я встречал…

— Моего дедушку? — догадалась Маша и нисколько не удивилась: она всегда знала, что рано или поздно ее дедушка непременно найдется.

— Твоего ли? — пожали плечами Усы. — Вот уж не знаю, твоего ли? Где же это было? A-а, Крым, Широкий, нет Узкий мыс… Слышик… Да, там… Слышик… Узкий мыс…

— Граждане, объявляется посадка, — загудел «скворечник», и Усы, подхватив мешок с яблоками, кинулись к поезду.

А сияющая Маша осталась сидеть на месте, поджидая маму. Вон она вместе с бабушкой. Это, оказывается, бабушкин пришел.

Маша кинулась навстречу.

— Бабушка, бабушка… Дедушка нашелся!

Бабушка качнулась. Мяч, который она везла Маше, воспользовался этим, выскользнул из рук и побежал. Маша едва догнала его…

А когда вернулась, мама укоризненно посмотрела на нее и заругала.

— Нельзя так глупо и бессердечно шутить! Бабушка давно не ждет дедушку.

Не ждет? А глаза — как они загорелись? А руки — как они задрожали? А щеки — как они побледнели? Маша впервые не поверила маме: ждет! И всю жизнь будет ждать, хоть и кивает головой, соглашается с мамой: да, мол, не жду.