Большая книга стихов - [22]

Где тоска с воровским улюлю,

Как же вас я в себе расщеплю,

Молодые друзья моей юности?

К Яру Бабьему этого вывели,

Тот задушен таежною мглой.

Понимаю, вы стали золой,

Но скажите: вы живы ли, живы ли?

Вы ответьте, — прошу я немногого:

Там, в юдоли своей неземной,

Вы звереете вместе со мной,

Низвергаясь в звериное логово?

Или гибелью вас осчастливили

И, оставив меня одного,

Не хотите вы знать ничего?

Как мне трудно! Вы живы ли, живы ли?

1960

АКУЛИНА ИВАНОВНА

У Симагиных вечером пьют,

Акулину Ивановну бьют.

Лупит внук, — не закончил он, внук,

Академию разных наук:

"Ты не смей меня, ведьма, сердить,

Ты мне опиум брось разводить!"

Тут и внука жена, и дружки,

На полу огурцы, пирожки.

Участковый пришел, говорит:

"По решетке скучаешь, бандит?"

Через день пьем и мы невзначай

С Акулиной Ивановной чай.

Пьет, а смотрит на дверь, сторожит.

В тонкой ручечке блюдце дрожит.

На исходе десяток восьмой,

А за внука ей больно самой.

В чем-то держится эта душа,

А душа — хороша, хороша!

"Нет, не Ванька, а я тут виной,

Сам Господь наказал его мной.

Я-то что? Помолюсь, отойду

Да в молитвенный дом побреду.

Говорят мне сестрицы: "Беда,

Слишком ты, Акулина, горда,

Никогда не видать твоих слез,

А ведь плакал-то, плакал Христос".

1960

ДОБРО

Добро — болван, добро — икона,

Кровавый жертвенник земли,

Добро — тоска Лаокоона,

И смерть змеи, и жизнь змеи.

Добро — ведро на коромысле

И капля из того ведра,

Добро — в тревожно-жгучей мысли,

Что мало сделал ты добра.

1960

ПО ВЕСЕННИМ ПОЛЯМ

Теплый свет, зимний хлам, снег с водой пополам,

Солнце-прачка склонилось над балкой-корытом.

Мы поедем с тобой по весенним полям,

По весенним полям, по весенним полям,

По дорогам размытым.

Наш конек седогривый по кличке Мизгирь

Так хорош, будто мчался на нем богатырь.

Дорогая, не холодно ль в старой телеге?

Узнаешь эту легкую русскую ширь,

Где прошли печенеги?

Удивительно чист — в проводах — небосклон.

Тягачи приближаются с разных сторон.

Грузовые машины в грязи заскучали.

Мы поедем с тобой в запредельный район,

Целиною печали.

Ты не думай о газовом смраде печей,

Об острожной тревоге таежных ночей, —

Хватит, хватит нам глухонемого раздумья!

Мы поедем в глубинку горячих речей,

В заповедник безумья.

Нашей совести жгучей целительный срам

Станет славой людской на судилище строгом.

Мы поедем с тобой по весенним полям,

По весенним полям, по весенним полям,

По размытым дорогам.

1960

КОМБИНАТ ГЛУХОНЕМЫХ

Даль морская, соль живая

Знойных улиц городских.

Звон трамвая. Мастерская —

Комбинат глухонемых.

Тот склонился над сорочкой,

Та устала от шитья,

И бежит машинной строчкой

Линия небытия.

Ничего она не слышит,

Бессловесная артель,

Лишь в окно сквозь сетку дышит

Полдень мира, южный хмель.

Неужели мы пропали,

Я и ты, мой бедный стих,

Неужели мы попали

В комбинат глухонемых?

1960

СОЛОВЕЙ ПОЕТ

Соловей поет за рекой лесной,

Он поет, — расстаются вдруг

То ли брат с сестрой, то ли муж с женой,

То ль с любовницей старый друг.

Поезда гудят на прямом бегу,

И кукушки дрожит ку-ку,

Дятлу хочется зашибить деньгу,

Постолярничать на суку,

Ранний пар встает над гнилой водой,

Над зеленой тайной болот.

Умирает наш соловей седой,

Умирая, поет, поет…

1960

РИСУНОК В ВАГОНЕ

Яснеют законы добра

В четвертом своем измеренье:

Не завтра, а наше вчера

Сегодня поймешь в озаренье.

У мальчика что-то в лице,

Чем с миром прошедшим он связан.

Себя не найдет он в отце,

Но тот уже в нем предуказан.

А поезд в движенье живом

Шумит, приближаясь к платформе:

Так мысль, чтобы стать существом,

Спешит к предназначенной форме.

1960

НА РЕАКТИВНОМ САМОЛЕТЕ

Сколько взяли мы разных Бастилии,

А настолько остались просты,

Что Творца своего поместили

Посреди неземной высоты.

И когда мы теперь умудренно

Пролагаем заоблачный след,

То-то радость: не видно патрона,

Никакого всевышнего нет!

Где же он, судия и хозяин?

Там ли, в капище зла и греха,

Где ликует и кается Каин,

Обнажая свои потроха?

Или в радостной келье святого,

Что гордится своей чистотой?

Или там, где немотствует слово,

Задыхаясь под жесткой пятой?

Или там, где рождаются люди,

Любят, чахнут и грезят в бреду —

В этом тусклом и будничном блуде,

В этом истинно райском саду!

1960

РИСУНОК В НАЧАЛЕ ВЕСНЫ

Не для того идет весна, чтоб заблудиться в соснах,

Чтоб между ними постелить роскошные ковры:

Кругом галактики горят растений светоносных,

Могучих полевых цветов планеты и миры.

В первоначальной чистоте туманности речные

Довавилонским словарем владеют до сих пор.

На этой средней полосе земли моей, России,

Я слышу трав и родников старинный разговор.

Поймите же, что каждый день становится началом

И нам сулит, как первый день, грядущую грозу!

В треухе, в роговых очках, в пальтишке обветшалом,

Сидит старик, сидит, пасет печальную козу.

1960

РИСУНОК НА ГРЕЧЕСКОЙ ПЛОЩАДИ

И дворик, и галерея

Увиты пыльным плющом.

Проститься бы поскорее —

О чем говорить, о чем?

Твой город в прежней одежде,

Но сам ты не прежний нахал,

Хотя и краснеет, как прежде,

Седая мадам Феофал.

А там, на площади, людно,

Таксисты дремлют в тени.

Отсюда попасть нетрудно

В Херсон, Измаил, Рени…

Зачем, неудачник, злишься?

Иль вспомнить уже не рад,

Какой была Василиса

Лет тридцать тому назад?

Прокрадывалась в сарайчик —

И дверь за собой на засов,

И лишь электрический зайчик

Выскакивал из пазов!