Большая интрига - [35]

— Настанет такой час, Мари, когда вы придете ко мне искать защиты. И тогда вы, может быть, подарите мне то, в чем отказываете сегодня так безжалостно.

Мари его почти не слушала. Она была изнурена и без того, а этот разговор окончательно разбил ее. Она слышала, как закрылась дверь, затем цокот копыт по плитам двора.

Неопределенно и с каким-то безразличием она махнула рукой. Что мог ей сделать этот Мерри Рулз де Гурселя? Конечно, он был председателем Высшего Совета, но это был еще не весь Совет!

Она медленно поднялась к себе в спальню и легла. Она думала о том, что сказал ей Мери Рулз. Она не верила ни единому слову майора о шевалье де Мобрее. Очевидно, что майор ревновал, и это ревность заставляла его так плохо говорить о Мобрее.

То, что Реджинальд стал предметом таких яростных нападок, сделало его в глазах Мари еще более симпатичным.

Глава 8 Перед заседанием Совета

Первый, о ком подумала Мари, проснувшись, был Мерри Рулз и его вчерашний визит. Боже! Как же она устала, если так крепко спала! В другое время подобный визит майора, его угрозы и предсказания, произнесенные перед уходом, вызвал и бы у нее страшную бессонницу.

Она распахнула окно, и лучи солнца заиграли в ее комнате. Негры, работающие на плантациях сахарного тростника, медленно брели по виднеющейся вдалеке дороге. По краям плантации росли банановые пальмы и яркие цветы. Всюду царило спокойствие. Не ощущалось даже дуновения ветерка, листва кокосовых пальм оставалась неподвижной. Солнце, как на картине, отсвечивало в ней золотом.

Мари подумала о маленьком Жаке, которого надо было одеть в траурный костюм, чтобы представить его Высшему Совету. «Лишь бы костюм был уже готов», — вяло подумала она. До этого она попросила об этом Луизу, но сама Луиза тоже выглядела такой усталой и разбитой.

Она отошла от окна и пошла готовиться. Она ощущала какую-то неопределенную, необъяснимую тревогу. Ведь она была так доверчива еще день назад! Неужели этот ночной визит майора поверг ее в такое состояние?

У нее было такое впечатление, будто она впервые увидела вещи в их истинном свете. Если еще накануне она была уверена в своем праве, убеждена, что почтенные люди города и честные люди, входящие в Совет, не могли поступить иначе, кроме как утвердить ее в должности губернатора, то теперь ей казалось вполне возможным, что этой ночью могли иметь место различные махинации и маневры. Разве визит Мерри Рулза не был одним из этих маневров? Что скрывалось за этим визитом? Что замышлялось?

Сейчас она была недовольна собой и ругала себя за то, что так резко обошлась с ним. Она нажила себе врага и серьезного: он же председатель Совета! Человек, который будет руководить прениями! Ах, до чего же она оказалась негибкой, грубо оттолкнув его, отняв всякую надежду у человека, которому хотелось так надеяться!

Тогда она призвала на помощь всю свою волю, всю хитрость, сказав себе, что Бог не покинет ее, потому что она не для себя требовала, а для сына. Именно это она и должна была сказать на заседании Совета.

Мари положила перед собой гребень, румяна и долго смотрела на себя в зеркало. Несмотря на свое осунувшееся и побледневшее лицо, она нашла, что еще очень красива. Мари знала, что красота, ее зрелая красота в полном расцвете сил, когда горячая кровь играет в жилах, как у молодых, явится серьезным и даже главным козырем в глазах собрания мужчин, большая часть которых не раз окидывала ее восхищенным взглядом.

Дом понемногу просыпался. До нее доносился стук дверей, посуды, затем она услышала визгливые крики и узнала в них голоса Сефизы и Клематиты.

Нельзя было терять ни минуты.

Прием Высшего Совета в Горном замке требовал полной перестановки мебели в салоне, где должно состояться заседание. Это было самое большое и прохладное помещение. В нем можно было не только поставить столы, но и много стульев, хотя и было оговорено, что почетные люди города, не входящие в Совет, могут тоже присутствовать на дебатах и, если им не хватит места, им придется постоять.

Как настоящий хозяин дома, шевалье де Мобрей, не спросив ни мнения Мари, ни чьего-либо другого, руководил расстановкой мебели. Для этого он позвал негра Кинкву, настоящего геркулеса, Сефизу и Клематиту. Он давал указания, заставляя переделывать то, что приказал сделать несколько минут назад, возвращаясь к внезапно возникшей идее. Он ни на минуту не забывал, что Мари должна предстать в самым выгодном для нее свете.

Накануне шотландец был поражен царственным достоинством Мари, говорящей, стоя на верхней ступеньке лестницы, обращаясь к Мерри Рулзу, Пленвиллю и Байярделю. Казалось, что в ее поведении и позе было что-то театральное. Он говорил себе, что Мари должна предстать перед Советом внизу этой лестницы, а члены Ассамблеи будут находиться напротив нее, в глубине салона, сидя за столами, расставленными полукругом Рулз и другие обязательно вспомнят ее внезапное появление накануне. Впечатление от этого еще больше усилится.

Когда приготовления были закончены, Мобрей приказал служанкам принести напитки из соков фруктов, собираемых на острове. Они наполнили большие кувшины ромом и французским вином, затем принесли за куски с острыми специями, возбуждающими жажду.