Большая игра - [39]

* * *

3 марта отец Василий, новый полковой священник Александрийских гусар отслужил молебен. Сразу после него и отправились. Полковник Оффенберг, полковник Шауфус и еще ряд офицеров провожали их в путь.

Для конспирации и чтобы не бросаться в глаза среди группы одинаково одетых людей, Петр Пашино облачился в форму рядового гусара. Кавалеристы поглядывали на новичка с немалым интересом, но вопросов не задавали. Миша Соколов, несмотря на молодость, сумел внушить эскадрону надлежащую дисциплину.

Гусар Смерти насчитывалось тридцать человек, включая самого Соколова, поручика Рута, старшего вахмистра Чистякова, двух офицерских денщиков и двух унтеров, Козырева и Петухова. Еще имелся горнист. С собой гусары вели три десятка лошадей, навьюченных различным грузом.

— Ну, с Богом! — Пашино перекрестился, покидая город.

— Поражаюсь твоей смелости, Петр, — заметил Соколов, когда дорога пошла душистыми садами. — Рисковый ты человек.

— А ты разве не рисковый? — Пашин посмотрел на друга с немалой иронией. Соколов сидел в седле великолепного жеребца по кличке Хартум. Молодой ротмистр мог и не знать, но большая часть офицеров относилась к нему с теплотой и немалым уважением. Правда, завистники поговаривали о высоких покровителях делающего блестящую карьеру гусара, но Пашино внимания на подобное не обращал. То, что есть покровитель — хорошо, значит, сумел его найти. Тем более, сам Соколов ни разу не заводил каких-то необычных разговоров, не ставил себя выше прочих и не торопился переводиться в столицу, как полагалась всякому уважающему себя фазану. Он служил с честью, рискуя жизнью, не увиливая от опасностей и трудностей. Всем крикунам можно было лишь посоветовать брать с него пример.

Говоря откровенно, Пашино с немалым интересом наблюдал за быстрым карьерным ростом своего молодого друга. И он бы совсем не удивился, скажи ему кто, что через пять лет Соколов получит полковника и станет командиром гусар Смерти. А что, если Миша и дальше продолжит так геройствовать, то и не такое возможно. Тот же Паскевич* генерала вообще получил в двадцать восемь лет.

Ташкент остался за спиной. Ранее Пашино доводилось проезжать этой дорогой. Четыре раза по служебным делам, а пятый, последний, когда он сопровождал посла Аксакова в Бухару. Тогда с ним так же были Александрийские гусары. Надворному советнику нравилась их компания.

Вечерами они играли с Соколовым или Рутом в шахматы, а гусары вновь угостили его своей знаменитой жженкой.

Джизак оставался все таким же маленьким и пыльным городом. Да и в Самарканде за минувшее время ничего не изменилось. Все та же нищета, пыль, вонь, базарные крики и ишаки с верблюдами. И лишь величественные минареты да дворец Тамерлана напоминали о былом могуществе узбеков. Здесь стоял гарнизон под командованием генерала Абрамова и второй эскадрон гусар Смерти. Соколов и Рут с большим удовольствием воспользовались их гостеприимством. Сам Пашино, соблюдая секретность, старался лишний раз никому на глаза не попадаться. Тем более, при генерале находился изгнанный эмир Афганистана Абдур Рахман. У него имелась свита, родичи и множество слуг. Многие из них могли его запомнить и встретить впоследствии уже в Афганистане. А подобных встреч Пашино допускать не хотел ни в коем случае.

К русским большая часть населения относилась достаточно хорошо. Жить стало пусть и немного, но лучше, и люди такие вещи замечать умели, несмотря на повальную безграмотность.

От Самарканда до Термеза насчитывалось 370 верст. Дорога резко свернула к югу. Цветущие маковые поля покрывали всю округу, напоминая яркий ковер. Начался плавный подъем к перевалу Тахта-Карача. Он находился на седловине Агалыка, одного из отрогов Зеравшанского хребта.

Холодало. По сторонам поднимались не слишком высокие вершины. Снегом мог похвастаться лишь далекий Кемкутан. Ночью выли волки и шакалы, а днем над их головами парили беркуты.

— Миша, ты знал, что здесь, на Тахта-Карача в древности произошла битва? — на вершине перевала отряд сделал передышку. Гусары проверяли подпруги и разминали ноги. Послышался приказ вахмистра «оправиться». Пашино говорил на фарси, тренируя друга. — Здесь сошлись арабы Омейядского халифата и воины Тюргешского каганата.

— И когда это случилось? — Соколов заинтересованно посмотрел по сторонам.

— Более тысячи лет назад.

— О чем вы говорите? — потребовал разъяснений поручик Рут. Фарси он не знал. Когда ему повторили на русском, тот насмешливо хмыкнул. — Преданья старины глубокой!

— Тот, кто забыл уроки истории, обречен на их повторение, — напомнил Пашино. Он уже успел составить мнение о Руте. Георгий оказался честным и смелым офицером, явно рвался в бой, но ничем более серьезным обременять себя не желал. Может, он и изменится с возрастом, а может, и нет. Сейчас, во всяком случае, ни на что более ответственное, чем командование разведывательным отделением, поручик не подходил. Рекомендовать его к серьезной работе не имело смысла.

Хорошо, что началась весна. Зимой здесь было не пройти. На перевале лежал снег, отрезая плодородную южную долину от остальной части Бухарского эмирата — эти земли на бумаге принадлежали именно Бухаре, Россия лишь осуществляла протекторат.