Большая игра - [41]
— Ну, как тебе? — спросил Пашино, выйдя из палатки и делая пару шагов.
— Потрясающе, Петр. Скажи что-нибудь на фарси.
— О Аллах, защити нас от зла, что есть в этом дне и последующих, и от зла того, что мы сделали в дни минувшие, — негромко и внушительно разведчик прочитал на память подходящую суру. Коран он знал наизусть и понимал, что это станет его преимуществом. Он сел, сложил ноги и под заунывный напев принялся перебирать четки.
Поручик Рут стоял, похлопывая себя плеткой по голенищу сапога. Рядовые гусары поглядывали в их сторону с немалым любопытством. Естественно, им никто ничего не объяснял, но они были людьми опытными и за минувшее время сумели о многом догадаться. И сейчас, понимая, какая непростая миссия ожидает Пашино, помалкивали. На их лицах разведчик без труда читал участие и уважение.
— Невероятно, — оценил Соколов. — Просто невероятно! Смотрю на настоящего правоверного. Я сам бы так никогда не смог.
— Если захочешь, сможешь.
— Какая у тебя легенда?
— Я буду изображать паломника, турка из Аясунука, что под Смирны. Имя мое — Мухамед Алба Эфенди, и я, посетив Самарканд, теперь направляюсь в святыню Мазари-Шарифа, гробницу халифа Али. Я примкну к другим паломникам и посещу святыню, а оттуда пойду дальше в Индию, перебираясь с одного святого места на другое. Таков мой обет.
— Твоя речь выдает в тебе начитанного человека, Мухамед.
— Так и есть, гяур. Мой недавно умерший отец, да примет Аллах его душу, занимал пост мухаддиса* в медресе* и был знатоком хадиса и фикха*. Он дал мне хорошее образование. Но я много грешил в молодости, пил вино, распутничал с гулящими женщинами и услаждал свои глаза непристойными зрелищами.
— У тебя есть семья?
— Да, две жены и три сына. Я отдал им все свое имущество и занялся спасением души, став паломником.
— Ты был в Мекке?
— Нет, хадж я не совершил, иначе имел бы право назвать себя хаджи. Это моя мечта, посетить Аль-Харам в Мекке, мечеть Пророка в Медине и Аль-Аксу в Иерусалиме.
— Почему же ты не начал с них, а направляешься в Индию?
— Потому, что самое дорогое сердцу оставляют напоследок.
— Откуда ты пришел?
— Через Тегеран, Хиву, Бухару и Самарканд я добрался до Термеза.
— Говорят, в Термезе видели Кара Улюм?
— Так и есть, достойный сын своего отца. О, они страшные воины, свирепые и непобедимые. В блистательной Бухаре их именем до сих пор пугают детей.
— Они тебя не тронули?
— Нет. Да и зачем я им нужен? Они сражаются лишь с врагами Белого царя.
Соколов задал еще несколько вопросов, а затем поднял руки, признавая, что удовлетворен, получив ответы на все вопросы.
— Я пока еще не могу называть себя профессионалом, но к твоей легенде замечаний у меня нет.
— Посмотрим, как она покажет себя в деле, — ответил Пашино.
День тянулся нестерпимо медленно. По крайней мере, так казалось самому Пашино, изнывающему от безделья. Да и нервничал он все же, несмотря на свой внешне полностью беззаботный вид. Но его девиз — пока человек жив, унывать ему не следует — выручил его и на сей раз.
Ночь выдалась темная. Ветер нагнал тучи и закрыл небо. Помолившись и перекрестившись, Пашино выбрался из палатки. Нательный крестик он снял, поцеловал и отдал на хранение другу.
В лагере было тихо, лишь часовой расхаживал на ближайшем холме. Соколов проводил его к берегу. Там находилась лодка — ее, вместе с веслами и сетью гусары купили днем у местных рыбаков.
— Ну, с Богом! — Пашино первым забрался в лодку и занял место на кормовой банке. Снегирев взял карабин и устроился на носу. Два гусара сели на весла, а Соколов присел рядом, заставив Пашино потесниться.
— Хочу самолично проводить тебя за речку, — сказал он на невысказанный вопрос.
Петр промолчал, но на сердце стало теплее от подобной заботы.
Тихо скрипели весла в уключинах. Поросший камышом берег медленно удалялся. На стремнине течение усилилось и их начало сносить.
Через некоторое время нос лодки уткнулся в южный берег Амударьи. Снегирев первым выбрался на песок и замер, прислушиваясь. Тихо шелестел камыш. Лишь голоса ночных птиц изредка раздавались в ночи.
— Всё, я пошел. Прощаемся. Если что, не поминайте лихом, — неловкое молчание прервал сам Пашино, так как гусары начинать разговор не торопились.
— Возвращайся, Петр, — Соколов крепко обнял его. — И не вздумай сложить свою голову. Ты живой нам нужен. Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную, — гусар к случаю вспомнил афоризм Козьмы Пруткова.
— Бог даст, увидимся, — Пашино напоследок помахал рукой, прислушался для порядка и начал осторожно удаляться от берега. Он подобрался и даже думать теперь стал на турецком — имелась у него и такая способность.
