Все остановились и, развернувшись, бросились обратно в Вагонку, которая потихоньку двинулась назад…
Снова взялись за руки. Но мой ребенок никак не хотел давать свою руку никому, кроме меня и моего Друга. Чтобы соединить нашу живую цепь, пришлось мне и моему Другу взять его за руки, замкнув тем самым круг. Никто и никогда, как знала я, не замыкал в круг цепь путешественников. И к тому же были сомнения, сможет ли мой больной ребенок заменить погибшего Кладоискателя.
Только мы соединили руки в замкнутую цепь, приготовившись ждать, что будет дальше, как Вагонка встала как вкопанная, остановив свое движение назад, неожиданно рванула вперед с невероятной скоростью, и мы буквально через несколько минут были у цели. Там, куда мы все так стремились.
Нас уже ждали.
О каждом из нас там всё знали.
Встречали цветами, улыбками, оркестрами.
Генералу присвоили маршала.
Висельнику отменили виселицу.
Конокраду подарили коней.
И пошло-поехало…
Мои попутчики стали расползаться, как тараканы, по своим мечтам и желаниям.
Меня и моего ребенка люди в белых халатах быстро усадили в машину «скорой помощи», и мы помчались в их клинику.
Прямо в машине моему малышу они поставили капельницу, ввели какие-то свои лекарства, и ему сразу стало легче.
И я поверила, что теперь его – мое сокровище, моего ребенка – спасут.
Я заплакала от счастья и от пережитого.
И только когда у меня прошла эта нечаянная истерика, я обратила внимание, что мой Друг по-прежнему рядом со мной.
«Почему он со мной? Он же тоже ехал за своей мечтой, за своим счастьем».
А он, перехватив мой взгляд, взглядом же мне и ответил:
– Да, я тоже ехал за счастьем, а мое счастье – это ты.
В тот миг, когда она появилась рядом со мной, я сделал вдох.
Я вдохнул, и она вместе со своим запахом вся так и вошла в меня. Вся без остатка.
Я ее еще не видел.
Но тело мое вздрогнуло и напряглось, как от удара молнии.
Голова затуманилась.
Я, как в замедленной киносъемке, повернулся в ее сторону.
Наши глаза встретились.
А все остальное было как не с нами. Вернее, не со мной.
Что я ей говорил? Куда вел?
Когда очнулся, рядом ее уже не было. Осталась лишь смятая постель.
Мои вещи, разбросанные по квартире. И ее запах – запах небесной свежести и чистоты.
Он был везде.
На подушках, простынях, полотенце, на мне самом – от кончика носа до кончиков пальцев на руках и ногах.
«Где? – метался я по квартире. – Где ты сама? Куда делась? Почему сбежала? Почему?» Ни записки, ни одной забытой вещи.
Можно было подумать, что ее и не было здесь.
Я быстро оделся и выбежал на улицу.
Обежал дом.
Обследовал все закоулки квартала и близлежащие остановки трамваев, троллейбусов и автобусов.
Ее нигде не было.
В отчаянии я присел на скамейку.
Я не знал, кто она, откуда. Я даже не знал ее имени.
«А что, если я ее больше не увижу?» От этой ужасной мысли у меня заломило в висках. Ничего не осталось от нее. Ни одной ниточки.
Но запах. У меня был ее запах.
Она оставила его мне.
Он со мной.
И я побежал назад в квартиру.
Я дышал, дышал и дышал.
Впитывал в себя ее запах, раз уж ее самой не было рядом. Я прямо слизывал его со всех предметов, которых касались ее руки, ее губы, бедра, ноги.
«Найду, – решил я. – Найду ее по запаху».
В квартире я собрал все, к чему она прикасалась, и сложил все это в отдельную секцию платяного шкафа, освободив его от всего лишнего. Сам я перестал умываться и менять белье и одежду.
И теперь, когда я носился по городу, как оглашенный, в поисках моей исчезнувшей женщины, она была всегда со мной.
Кажется, каждая клеточка моего тела впитала ее запах.
Я постоянно его ощущал.
Ее запах как бы материализовался и стал одушевленным предметом.
Пробегав так безрезультатно несколько дней по городу, по всем предполагаемым местам, я вдруг неожиданно почувствовал, что начинаю терять ее запах. Что он постепенно исчезает.
Когда я осознал это, страх сковал меня всего с головы до ног.
Я бросился домой.
Закрыл все форточки. Закупорил газовую вытяжку на кухне. Перекрыл воду.
Я не смог найти девушку, но я решил сохранить ее запах в квартире.
Из шкафа я вытащил назад простыни, наволочки, разложил вещи, к которым она прикасалась, по своим местам.
Целыми днями я ходил из угла в угол. Брал вещи, гладил их руками и нюхал, нюхал, нюхал. Походив, ложился раздетым в постель, укутывался в простыни и упивался ее запахом.
Вставал. Опять ходил.
Опять ложился.
Опять вставал.
Мысли мои были безумны.
Но даже в этом безумии я понимал, что запах исчезает. И когда-нибудь он все же исчезнет. Навсегда.
Исчезнет, исчезнет, исчезнет…
Что мне делать? Я метался по комнате, как зверь, запертый в клетке.
Я понимал, что мне надо выйти и продолжить ее поиск.
И в то же время я понимал, что если выйду, то запах ее может исчезнуть… Исчезнуть очень быстро, буквально через несколько часов.
Или минут.
Или секунд.
Или моментально. В один миг.
И тогда я не найду ее никогда.
И тогда я потеряю ее навсегда.
У меня исчезнет сама возможность опознать ее.
От этих мыслей я стал близок к самоубийству.
И когда я уже решил, что все, надо умирать, умирать вместе с ее запахом, в дверь позвонили.
Я дошел, спотыкаясь, до двери.
Посмотрел в глазок.