Боксер - [48]

— Тебе, конечно, не следует принимать во внимание все, что ты слышал об Израиле за это время; не забывай, что с Кеником я говорил на эту тему еще в сорок шестом году. Он всей душой стремился в Палестину, а я не стремился, вот и все. Я и до этого ни одной секунды не думал о Палестине. Для меня это звучало так же, как если бы он спросил, не желаю ли я вместе с ним уехать в Австралию. Чего я не видел в этой Австралии?

* * *

— А когда Тенненбаум собирается закрываться? — спросил Кеник.

— Похоже, через несколько недель, — ответил Арон.

Страх за собственное существование явно уже не играл для Кеника никакой роли, он не стал больше уговаривать Арона и теперь был занят только собой, радуясь своему будущему. Кеник положил руку на плечо Арону и сказал:

— Слушай, Арон, настают бурные времена.

Под вечер, когда Кеник собрался уходить, Арон попросил его отложить начало бурных времен на послезавтра, потому что завтра он обязательно нужен здесь из-за Марка. Ему же, как сказал Арон, необходимо уладить некоторые срочные вопросы. Кеник согласился.

На другой день, когда Кеник пришел точно в назначенное время, Арон сел в поезд и отправился в пригород. Для начала он решил зайти в советскую комендатуру. Ему с трудом удалось объяснить часовому, кого он хочет видеть, потому что не знал фамилии усатого офицера. Наконец этого офицера нашли, и тот сразу же вспомнил Арона, хотя со времени их встречи прошло около трех месяцев. Арон сказал, что тщательно обдумал сделанное ему тогда предложение и только неблагоприятные обстоятельства помешали ему прийти раньше. Но теперь он готов стать переводчиком, если в этом до сих пор есть надобность. Офицер и это вспомнил, теперь оставалось только напомнить ему, что работа требуется непосредственно в Берлине. Офицер оторвал листок от своего блокнота, набросал несколько строчек и прихлопнул их печатью. Затем он вызвал солдата и приказал тому раздобыть где-нибудь в доме конверт.

После этого Арон отправился в детский дом. Погода была прекрасная, рассказывает он, свежая, весенняя зелень, и первый раз с тех пор, как у него украли велосипед, дорога не показалась ему длинной. В парке снова играли дети, Арон подождал, пока ему под ноги подкатится мяч, и послал его обратно. Потом он спросил, где находится кабинет врача.

Врач, одетый в пижаму, открыл ему и тотчас извинился за свой вид: у него было ночное дежурство. Потом он спросил, как поживает Марк и не случилось ли чего с мальчиком. Арон сказал, что Марк поживает отлично, сам же он пришел, хотя и с некоторым опозданием, чтобы поблагодарить за все, что они сделали для его сына, за уход и заботу врача и остального персонала. В качестве небольшого подарка он принес бутылку французского коньяка; сначала он хотел вручить деньги, но потом все же решил этого не делать. Он подумал, что деньги будут восприняты как своего рода чаевые и могут обидеть, коньяк же, в отличие от денег, вещь вполне нейтральная. Врач вел себя так, будто принесенный подарок никак не соответствует его малым заслугам, он делал все, что положено по долгу службы. Он заверил, что, если Арону когда-либо понадобится его помощь, в связи с Марком или просто так, тот всегда может на него рассчитывать. Арон сказал:

— И еще, господин доктор, здесь у вас работает медсестра Ирма. Я не знаю, кто она и как выглядит, но Марк целый день только о ней и говорит. Я был бы очень рад побеседовать с ней.

Врач натянул брюки, попросил Арона подождать и вышел. Немного спустя он вернулся, подвел Арона к окну и сказал, что белокурая женщина там, на скамейке, и есть сестра Ирма, которая ждет его.

— Или вы предпочли бы говорить здесь, в комнате?

— Нет, нет, так лучше.

Завидев приближавшегося Арона, сестра Ирма встала со скамьи и смущенно улыбнулась. Арон тоже был смущен, посредничество врача придало их встрече какую-то странную значимость. Далее Арон описывает сестру Ирму. (У него есть несколько ее фотографий. Ирма была среднего роста, как уже сказано выше, блондинка, и был ей в ту пору тридцать один год. Хорошая фигура, что видно на снимках, и на всех снимках она улыбается. Лицо производит приятное впечатление, большие глаза серо-зеленого цвета, как утверждает Арон, тонкий нос, справа на подбородке большое родимое пятно. Несколько смущают меня выщипанные брови, на всех без исключения снимках они выглядят так, будто выросли не сами по себе, а просто наведены карандашом для бровей. Словом, привлекательная женщина с неброской внешностью.) Арон решил, что при взаимном смущении лучше всего бойкое начало, и потому сказал:

— Меня зовут Арно Бланк.

— Я знаю.

Они сели на скамью, и наступила неизбежная долгая пауза. Арон достал из кармана сигареты, сестра Ирма, как выяснилось, не курит.

— Я пришел к вам, — сказал Арон, — потому что мой сын Марк не перестает восхищаться вами.

— Да, мы с ним немножко подружились, — ответила сестра Ирма, — и меня радует, что он до сих пор об этом не забыл.

Она посмотрела перед собой, туда, где росли деревья, это Арон помнит и сейчас, и лицо у нее стало при этом очень внимательное. Арон мог как следует ее разглядеть в профиль, несколько секунд он сравнивал ее с Паулой, потом отбросил это занятие как бессмысленное. Впечатление у него,