Бои без выстрела - [7]

Крепко тогда досталось Томичу от начальства за самоуправство. И, как говорится, урок пошел впрок. После случая с Новоселовым уяснил он себе на всю жизнь такие непреложные в работе чекиста заповеди: не поступай без нужды опрометчиво, по первому побуждению, всегда аналитически взвешивай факты. Словом, не давай волю чувствам, строго придерживайся духа, буквы, даже запятой закона. И то, что мелочей в боях на «незримом фронте» нет. Тот же поросячий визг, осенивший Томича при поимке особо опасного преступника, — не случайность. При глубоком анализе такие «случайности» являются ключом к решению сложнейших задач, помогают выбрать правильную версию в раскрытии преступлений и розыске преступников.

Этому и учил Мечислав Карлович своих подчиненных...

Александр Николаевич повернулся к шоферу:

— Юра, — сказал он, — поверни направо. Заедем в Актепе. Повидать кое-кого надо.

Полковник не собирался заезжать в этот населенный пункт. Но совет старых опытных друзей в сложной обстановке, даже для такого «зубра» в оперативно-розыскной работе, каким считали многие сотрудники управления Петросова, был сейчас неоценим. Ехал он к ним почти с пустыми руками. Первоначальные планы, так вроде бы хорошо продуманные в тиши кабинета, рушились. Причины и условия, способствовавшие гильянской трагедии, так и оставались загадкой.

Добрый совет друга

Томич с женой жил в просторном доме, построенном в чисто восточном стиле: прочно связанный из жердей ивы каркас, заложенный сырцовым кирпичом, оштукатурен вязкой глиной, обычно шедшей на сооружение мощных, как стены старинных крепостей, дувалов. Затвердев, она становится настолько крепка, что ее и пуля не пробьет. Купил Томич дом по случаю у местного жителя, уехавшего из кишлака в город. Будучи сыном немца и югославки, приехавших в эти края еще в прошлом веке, Мечислав Карлович всем сердцем полюбил здешние места, гостеприимный, трудолюбивый народ.

Уже около десяти лет Мечислав Карлович был на пенсии, но продолжал работать, преподавая в местной школе немецкий язык, которым владел в совершенстве. Седой, как лунь, с красивым дородным лицом, он был по-прежнему подтянут и бодр.

Когда машина Петросова подкатила к дому Томичей и полковник вошел в калитку, во дворе была жена Мечислава Карловича — Нина Борисовна — среднего роста старушка, худощавая, но крепко скроенная. Сидя на корточках, она раздувала огонь в мангале и вначале не заметила гостя. С доброй, сыновьей улыбкой смотрел Петросов на эту с юности ему знакомую женщину, разделившую с мужем все тяготы долгой службы в ЧК. Тогда в отделе она была машинисткой и переводчицей, так как владела английским, французским и немецким языками. И так же в совершенстве освоила она боевое оружие. Не раз на учебных стрельбах из «маузера» выходила победительницей к всеобщему огорчению (как, впрочем, и радости) мужчин, которые очень любили Нину Борисовну (тогда она была просто Ниночка).

Полковник кашлянул, женщина обернулась и встала. Глаза ее, еще слезящиеся от дыма, долго вглядывались в нежданного гостя. И вдруг лицо ее просияло.

— Боже мой! Саша! — Нина Борисовна всплеснула руками. — Мечислав Карлович, голубчик! — громко позвала она мужа, — взгляни-ка, кто к нам пожаловал...

На пороге появился хозяин. Мужчины обнялись, крепко расцеловались.

— Дай-ка взглянуть на тебя, — Томич слегка отстранил от себя Петросова. — Эге, и тебя снежком припорошило. Бежит время, стареем, брат. Но ты еще выглядишь молодцом. Кого нам благодарить за то, что решил наконец повидать стариков?

— Повод, к сожалению, не из приятных, — натянуто улыбнулся Александр Николаевич. — Совет мне ваш нужен...

— Значит по делу. Ну что же, тогда вначале дастархан, за ним и поговорим...

Пока загоняли во двор машину, пока умывались с дороги, хозяева покрыли супу[1] поверх циновок кошмой, а затем старым бухарским паласом с крупным, простым рисунком белого, желтого и красного цветов. Знал Петросов, что только при встрече самых дорогих гостей расстилают этот палас, знал он и его историю. Когда-то Томич сумел склонить одного из главарей крупной банды к добровольной ее сдаче. За это коллегией ОГПУ был награжден именными часами, а товарищи, «сбросившись» после получки, купили для него на базаре бухарский палас. Подарок был как нельзя кстати, ибо для молодой четы Томичей он стал свадебным.

На дастархане появились ляган[2] с кусочками холодной баранины, лепешки, молодое виноградное вино.

— Ты бы, мать, чего-нибудь нам покрепче, — попросил Мечислав Карлович. — В такой день не грех по чарке-другой пропустить.

Нина Борисовна рассмеялась и, махнув рукой, пошла в дом. Вернулась, неся в руках запотевший графинчик водки, настоенной на лимонных корках. Выпили, закусили...

— А как там Сабиров себя чувствует? Жив еще курилка? — спросил Петросов о бывшем председателе колхоза.

— Куда он денется, — засмеялся Томич. — Такое «пенсионное» пузо наш Кудрат отрастил, что собственных колен уже лет пять не видит.

— Повидать бы его надо. Ведь мой визит к вам и Кудрата касается...

— О чем речь, Саша? Сию минуту его и пригласим. К тому же и повод для этого внушительный. Все-таки друзья мы старые, в кои веки еще встретимся?