Богоматерь Нильская - [27]
Слух о помолвке Фриды произвел сенсацию как в Кигали, так и в лицее, где отец Эрменегильд отказался, явно из патриотических соображений, от преследования Фриды своими «наградами». Та тем временем с невыносимым высокомерием третировала своих подруг и держалась вызывающе даже с Глориозой, которая в бессилии проглатывала свою злость. Но через несколько недель после начала этого третьего учебного года Фрида повергла весь лицей в изумление и негодование, а для некоторых стала объектом зависти и восхищения.
Как-то в субботу, когда, предваряя сезон дождей, ливни сменялись ливнями, в ворота лицея въехала вереница из четырех «Лендроверов» и остановилась перед бунгало. Водитель первой машины со всех ног бросился открывать заднюю дверь, и из нее вышел маленький человечек в хлопковой куртке с короткими рукавами и белых брюках – его превосходительство посол Балимба. Он рассеянно приветствовал сестру-экономку, которая заступила на пост специально для встречи выдающегося гостя. Сестра-экономка попросила его превосходительство извинить мать-настоятельницу: она так перегружена обязанностями, но обязательно примет его превосходительство, если тот пожелает, после мессы, на которой его превосходительство, разумеется, не преминет присутствовать.
Пока сестра-экономка показывала послу бунгало, его бои в расшитых галунами ливреях выгружали огромные сундуки и шумно осваивали комнаты виллы: двигали мебель, набили кухню провизией и алкоголем, разложили в салоне полотняные кресла, поставили на мольберт портрет президента Мобуту, втащили на второй этаж, в спальню монсеньора, огромную кровать с изголовьем в форме раковины, окаймленной золотой сеткой, и набросали на нее множество подушек всех цветов и размеров. Один из них установил на террасе огромный транзисторный приемник, который тут же начал извергать оглушительный поток зажигательных танцевальных мелодий, транслировавшихся прямиком из Киншасы.
– Тут нет моей невесты Фриды, – сказал посол, – быстро разыщите ее.
В полном смятении, забыв даже постучать, сестра-экономка ворвалась в кабинет матери-настоятельницы, где та беседовала с отцом Эрменегильдом и сестрой Гертрудой.
– Матушка, преподобная матушка, если бы вы только знали… Слышите эту музыку?.. Музыку блудниц… в лицее Богоматери Нильской! Ах, матушка, если бы вы только видели, что происходит в бунгало!.. Конголезский посол все перевернул вверх дном, он убрал кровать монсеньора, а на ее место поставил свое ложе для плотских утех, для разврата. И он хочет, чтобы к нему привели Фриду! О господи!
– Успокойтесь, сестра, успокойтесь, поверьте, мне и самой все это не нравится, но есть вещи, изменить которые выше наших сил, которые нам остается только принять. Будем надеяться, что это зло послужит большому добру.
– Послушайте, сестра, – перебил ее отец Эрменегильд, – как говорит наша матушка-настоятельница, мы должны пострадать от беспорядка, привнесенного его превосходительством послом Заира, ради блага нашей страны. Я лично в начале учебного года посоветовал нашей матери-настоятельнице пойти навстречу просьбам его превосходительства, впрочем, она получила соответствующее письмо из Министерства иностранных дел. Поймите, мы идем на все это ради Руанды, маленькой страны, которую вы так горячо любите – как свою родину, а может, и больше. Когда я учился в семинарии, я прочел одну книгу про евреев, книгу тайную, написанную самими евреями, не знаю уж, кто сделал ее доступной для всех. Евреи писали там, что хотят завладеть всем миром, что у них есть тайное правительство, которое управляет, как марионетками, правительствами разных стран, что они внедряются повсюду. Так вот я вам скажу: тутси как евреи, есть даже миссионеры, как старый отец Пентар, которые утверждают, что они и есть евреи, что так написано в Библии. Может быть, они и не хотят завладеть всем миром, но завладеть всем регионом они намереваются. Я знаю, что они вынашивают проект создания великой хамитской империи, что их вожди собираются на тайные собрания, как евреи. Беженцев тутси можно увидеть повсюду – в Европе, в Америке. Они замышляют всевозможные козни против нашей социальной революции. Мы, конечно, изгнали их из Руанды, а с тех, кто остался, их сообщников, мы не спускаем глаз, но, возможно, в один прекрасный день нам надо будет избавиться и от них, начиная с тех, кто паразитирует в наших школах и в университете. Наша бедная Руанда со всех сторон окружена врагами: в Бурунди тутси находятся у власти, убивают наших братьев, в Танзании правят коммунисты, в Уганде – родственные им бахима. К счастью, у нас есть поддержка в лице нашего великого соседа, нашего брата банту…
– Отец мой, отец мой, – сказала мать-настоятельница, – не надо политики, наша первая задача – избегать скандалов, оберегать наших невинных девочек.
– Но, – возразил отец Эрменегильд, – Фрида и посол помолвлены. Скажем так, они прибыли сюда, чтобы подготовить бракосочетание, я же – духовник лицея. Сестра Гертруда, сходите к Фриде и скажите ей, что ее ждет жених. А я навещу их вечерком и отведу Фриду на ужин.
Незадолго до звонка, сзывавшего лицеисток на ужин, перед бунгало появился отец Эрменегильд и обратился к двум охранникам в военной форме, сидевшим на ступенях:
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.