Богоматерь Нильская - [28]

– Будьте так любезны сказать его превосходительству, что я желаю побеседовать с ним и отвести девушку обратно в лицей.

– Посол никого не принимает, – ответил на суахили один из охранников, – он сказал, что девушка останется здесь на ночь.

– Но я отец Эрменегильд, духовник лицея. А Фрида должна вернуться в лицей на ужин, как и остальные учащиеся. Мне надо переговорить с его превосходительством.

– Зря вы упрямитесь, – ответил охранник, – это господин посол так решил, что девушка останется здесь на ночь, можете идти обратно.

– Но девушка не может оставаться здесь на всю ночь. Это же школьница, надо…

– Говорят вам: зря упрямитесь, – вступил в разговор второй охранник, поднимаясь и демонстрируя отцу Эрменегильду свою внушительную фигуру, – малышка согласна, не надо никого беспокоить.

– Но… но…

– Я же сказал: не надо упрямиться, малышка со своим женихом, господин посол для этого и приехал.

Охранник-великан начал медленно спускаться с лестницы и грозно надвигаться на отца Эрменегильда.

– Хорошо, хорошо, – отступая, проговорил отец Эрменегильд, – передайте его превосходительству от меня поклон и пожелайте спокойной ночи, мы увидимся завтра.

Фрида оставалась со своим женихом в бунгало до середины воскресенья. Когда вереница «Лендроверов» тронулась в обратный путь, Фрида, стоя на верхней ступени крыльца, отчаянно махала вслед машинам, пока они не скрылись за последним поворотом. Из сада за ней наблюдала стайка лицеисток, удерживаемая на расстоянии угрозами сестры Гертруды, возглавившей целую бригаду боев. С напускной беспечностью Фрида не без труда проложила себе путь через скопление однокашниц, не удостоив ответом ни один из вопросов, которыми засыпали ее подруги.

– Матушка, преподобная матушка, – сказала сестра-экономка, входя в кабинет матери-настоятельницы, – если бы вы только видели… Бунгало! В каком оно состоянии! А кухня… а кровать монсеньора…

– Успокойтесь, сестра, они больше сюда не вернутся. Я договорилась с господином послом. Я его убедила. Он признал, что ему трудно будет приезжать в лицей на каждую субботу и воскресенье, у него ведь есть свои дипломатические обязанности, а в сезон дождей, добавила я, дорогу развозит, он даже рискует застрять. Он согласился. И вот как мы условились: пока это будет возможно, в субботу Фриду будет забирать посольская машина, а в воскресенье доставлять обратно… или в понедельник… иногда. В конце концов, они все же жених и невеста, как говорит отец Эрменегильд… Кесарю кесарево, как говорится…

Несколько недель подряд каждую субботу после обеда Фриду ждала у выхода из столовой посольская машина. Та же машина доставляла ее обратно в лицей поздно ночью с воскресенья на понедельник, либо – чаще всего – в понедельник утром. Мать-настоятельница и надзирательницы делали вид, что не слышат скрипа открывавшихся среди ночи ворот, а преподаватели – что ничего не видят, когда Фрида посреди урока с шумом усаживалась на свое место под неодобрительное шушуканье одноклассниц. Но в конце концов Фрида прервала свое презрительное молчание: она больше была не в силах противиться страстному желанию поразить подруг восторженным рассказом о бесподобной жизни, которую вела со своим женихом. Чтобы наладить отношения с теми, кого она так долго презирала и кто, что бы там ни было, втайне ее ненавидел, она привозила из столицы целую корзину лакомств: пончиков, таких, какие умеют делать только хозяйки суахили, а главное – экзотических бриошей и булочек из греческой пекарни, а также конфет от Кристины – магазина для белых. Кроме того, там всегда имелось пиво «Примус», а иногда и бутылка вина, чаще всего «Матеуш». Класс почти в полном составе набивался в «спальню» Фриды, приглашались даже две девочки-тутси, учившиеся по квоте. Надзирательница, которой тоже кое-что перепадало от пиршества, не решалась после отбоя мешать невесте его превосходительства посла. Фрида по десять раз перечисляла содержимое своего платяного шкафа в посольстве Заира, употребляя термины, от которых у слушательниц голова шла кругом: вечернее платье, платье для коктейля, юбка-брюки, дезабилье, комбинация… Иногда она привозила с собой один из этих умопомрачительных нарядов и надевала его ко всеобщему восторгу, притворному или искреннему – неважно. Обращаясь к Иммакюле, считавшейся специалисткой в области косметики, она сыпала названиями средств, которые посол Балимба рекомендовал ей для осветления кожи: молочко для снятия макияжа, крем-пудра, тоник и так далее. Он хотел, чтобы у него была самая светлокожая невеста.

– А драгоценности? – с нетерпением спрашивали ее.

Конечно же, господин посол дарил своей избраннице драгоценности: обручальное кольцо с огромным бриллиантом (в Заире бриллианты чуть ли не под ногами валяются), браслеты из золота и из слоновой кости, жемчужное ожерелье, колье из драгоценных камней, но надевать их вне посольства жених ей не разрешал. «Это будет только приманивать бандитов, а их в Кигали пруд пруди! Зачем рисковать? Из-за кольца можешь лишиться пальца, из-за браслета – руки, – пояснял он. – А все эти кордоны на дорогах – кто знает, кто на самом деле эти военные и жандармы?» В отсутствие Фриды все украшения хранились в огромном посольском сейфе.